Игра в догонялки. Глава девятая. Правило номер два

[fma-het]

Название: Игра в догонялки
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.

Предыдущие главы

Глава первая. Побег
Глава вторая. Женсовет
Глава третья. Безумие оранжевого цвета
Глава четвертая. Преображение
Глава пятая. Волчья команда
Глава шестая. Границы одиночества
Глава седьмая. Прикосновение
Глава восьмая. Нетерпение

Глава девятая. Правило номер два

Глава девятая. Правило номер два.

1.
Ровно до сегодняшнего дня Оливия считала, что знает о поцелуях все. Опыт у нее был немаленький. Даже если отношения не заходили дальше объятий, они все равно дарили ей прелюдию прикосновений.
От Майлза Оливия теряла голову. Она терялась во вкусе его губ. Она напрочь забывала, что должно произойти дальше. И почему-то ей совершенно не хотелось никакого дальше, потому что она еще не до конца распробовала, не усвоила, не насладилась, не отпустила, не дожелала этот язык, эту мягкость, эту отзывчивость, волосы под ладонями, тело под коленями, щеку под щекой, чужое дыхание в собственном рту…
Она ненароком наткнулась на холодное железо, обвившее заведенные вниз за голову руки, и вздрогнула, вспомнив. Отодвинулась, едва подавив стон.
Майлз потянулся за ней следом. Припухшие губы дрожали, глаза потемнели от желания, грудь под толстой тканью мундира ходила ходуном, как после долгого бега.
– Ты… сводишь меня с ума…
Оливия всего лишь подумала об этом, а Майлз сказал вслух. Искренность была ему к лицу.
«О боже, что я делаю!» – с ужасом подумала Оливия. Рука сама потянулась к его щеке, погладила, кончики пальцев дотронулась до зигзага бачков. Майлз дернулся, почти вырвался из пут, склонился к ее руке, потерся щекой о всю ее ладонь, напрашиваясь на ласку.
Оливия шумно выдохнула и только тогда осознала, что задерживала дыхание, плененная его откровенной покорностью.
«Хорошо же. Ладно».
Будь, что будет.
Пуговицы плотно сидели в петлях. Майлз откинул голову, чтобы хотя бы таким образом помочь ей их расстегнуть.
– У тебя слишком маленькие руки.
– И что с того, – огрызнулась она.
Пуговицы были слишком крепко пришиты. Пока Оливия добралась до Майлзова пояса, у нее уже тряслись руки. Она остановилась, отдыхая, а может – успокаиваясь, ткнулась ладонями в его плечи.
Майлз, не отрываясь, смотрел ей в лицо, снизу вверх, глаза его потемнели до страшного, смертельно кровавого цвета. Оливия наклонилась к нему, уткнулась лбом в лоб и закрыла глаза. Он шевельнулся, приподнял подбородок, скользнул носом по ее носу и легко поцеловал.
«Зачем?..»
Она опять утонула в поцелуе. Майлз целовался так же, как и жил. Его страсть не выплескивалась фонтанами, не вспыхивала, не рвалась. Она ровно горела – почти безмятежно, сладко, тепло до горечи. Прикосновения длились и длились. Сосредоточиться на них оказалось так просто, позабыть не только об окружении, но и о самой себе… Целуя Майлза, Оливия исчезала, оставались только ее губы, и им было несравненно хорошо.
Не открывая глаз, не прерывая нежных покусываний, одной рукой она погладила его висок. В ответ Майлз застонал ей в рот, прервал поцелуй, повернул голову и ухватил губами за палец.
Оливия вздрогнула, отпрянула, распахнула глаза и невидяще уставилась на Майлза. В его взгляде царило неприкрытое вожделение. У Оливии перехватило дыхание, рука на его лице мелко задрожала, все ощущения стремительно рванули в кончики пальцев. И когда Майлз медленно-медленно наклонил голову и вобрал в рот уже два пальца, она впервые ахнула – Майлз сосал ее пальцы, и между ног разгоралось безудержное пламя. Оливия качнулась на сведенных коленях, застонала, сил отнять руку у нее уже не было.
Майлз улыбнулся ей, глядя снизу вверх. Не торжествующе – тепло.
«Если бы я оставила ему руки… Если бы… Боже… Как бы это было?!..»
«…Неправда. Я же не могу кончить только от… вот этого…»
«…Разве так бывает?...»
Одной рукой она вцепилась ему в волосы, с ужасом смотрела и не могла отвести взгляд, как он тянет в себя ее пальцы, вытягивая всю ее от самого естества, снизу вверх, напрягала колени, сводила бедра и чувствовала, как содрогается низ живота, наполняется слабой пульсацией, нарастающей в такт каждому покусыванию, облизыванию, посасыванию…
«Боже-боже-боже…»
Она напряглась, сжала бедра, от кончиков пальцев к влагалищу прокатилась последняя обжигающая волна, и Оливия на мгновение растаяла в оргазме – неглубоком, трепетном, нечаянном.
Она отняла руки, откинулась на пятки, ее колотила мелкая дрожь. Между ног было мокро. Она остывала и замерзала.
– Что случилось? – хрипло, как со сна, спросил Майлз.
Она помотала головой.
– Нет. Ничего.
«Я всего лишь кончила. Почему ты этого не увидел?»
Она наклонилась, поцеловала его в щеку и тут же отстранилась, хотя он потянулся следом, как привязанный.
– Подожди, – сказала она, чтобы изгнать разочарование из его взгляда.
«Подожди. Я тоже…»
Тело все еще было неподъемным от охватившей недавно слабости. Хорошо, что на Майлзовой рубашке пуговицы расстегивались легко. Маленькие, почти прозрачные. Оливия размыкала их одну за другой, за рутинным занятием успокаивая дыхание.
«Раз ты не догадался, то я и повода не дам тебе об этом думать…»
Под рубашкой была майка.
– Что ж на тебе так много всего надето-то… – пробормотала Оливия себе под нос и запустила под майку сразу обе руки, в коротком объятии обхватывая Майлза за спину.
Он охнул и слабо рассмеялся – смех отдался Оливии прямо в ухо, которым она прижималась к его груди.
– Прости, об этом я не подумал.
Теплый. Упругий. Податливый. Как возможно от тебя отказаться?
Оливия выпрямилась, коротким движением закатала на нем майку под самый подбородок и уставилась на непривычно темную кожу. Казалось, что его грудь вот-вот проглотит белые ладошки Оливии, утащит, засосет – широкая, мужская по сравнению с ее маленькими женскими ручками, пусть и шершавыми, сильными, но все равно крошечными, нежными, почти прозрачными. Блуждать по такой гладкой коже – руками и взглядом – было чудесно. Губами – просто изумительно.
Оливия легкими поцелуями пробежалась по распахнутому перед ней телу, впитывая в себя непривычный запах и легкую дрожь. Не удержалась от соблазна – и лизнула, попробовала на вкус. Майлз ощутимо вздрогнул.
«Соленый…»
«Отзывчивый…»
Позабыв про все на свете, Оливия дала волю языку, раз за разом наслаждаясь пробегающими по телу Майлза судорогами наслаждения. Она спускалась все ниже и ниже, неторопливо целуя грудь, живот, пупок, стараясь засунуть язык под ремень брюк. Майлз отвечал крупной дрожью на каждое ее прикосновение и едва слышно постанывал.
Брюки на Майлзе ей мешали. Оливия, не прерывая поцелуя, принялась расстегивать ремень, потом пуговицы. Пальцам было трудно, они все время возвращались в одно и то же место – погладить через ткань возбужденную плоть и в очередной раз рассказать Оливии, что она желанна.
Прикоснуться к члену Майлза хотелось до умопомрачения. Когда язык все-таки прорвался за преграду ремней и резинок и ненароком коснулся сочащейся головки, Майлз резко дернулся. Он вскинулся под ней, подкинул пахом, Оливия не удержалась, пятки соскользнули с его коленей, ноги разъехались по обе стороны от его бедер, и вот уже она сидит на нем, бесстыдно оседлав, и ни о чем не думает, кроме того, что добралась-таки до него…
Рукой забраться под чужие трусы – что может быть проще?
Ладонью обхватить вызывающе торчащий мужской член – что может быть легче?
Уверенность в собственной притягательности и власти – что может быть приятней?
Майлз нетерпеливо вскидывал бедра, раз за разом приподнимаясь, чтобы скользнуть в ее руке. Совершенно обезумевший, разгоряченный, бесстыдный. Когда Оливия отпустила его, он громко застонал.
– Эванс, чтоб тебя!..
Оливия съехала с его коленей на пол, раздвинула ему ноги, положила локти на бедра, потянулась вперед и вобрала в рот восхитительное, упрямо твердое тепло. Неторопливо, до самого горла, одним простым тянущим глотком.
– А!..
Майлз тяжело, сорванно захрипел.
Оливия закрыла глаза, поплыв в море ощущений.
Он был горячий.
Напряженный.
Оливия расслабила губы и провела по стволу снизу вверх.
Медленно.
Смакуя.
Ей казалось, что сейчас Майлз должен был зарыдать. Он оправдал ее ожидания, всхлипнув над головой. Не выпуская член изо рта, Оливия довольно улыбнулась и снова вобрала его до самого основания.
«Как давно я так не делала…»
Вверх-вниз, сжать губы, расслабить, языком пощекотать уздечку, и снова – вниз-вверх, подразнить, легонько пробежавшись языком по головке, слизнув смегму…
Включить в игру пальцы, оттянуть кожицу вниз и в то же время высасывать непроизвольную дрожь…
– Да… – стонал Майлз. – Здесь… Вот тут… Эванс… Еще… Ну же!..
Оливия возбудилась от одних только его вскриков. Еще никогда она не испытывал такого желания наплевать на последствия и вскочить, с силой нанизаться на этот восхитительный член и отталкиваться от него, чтобы бесконечно падать обратно – в крик, в стон, в наслаждение, в безумие...
Наверное, будь у Майлза больше выдержки, она бы повторно кончила вместе с ним.
Но он не стал ждать. Или просто не сдержался.
– …Сейчас…
Он содрогнулся, и увлекшаяся Оливия почувствовала во рту его вкус, а потом только поняла, что он изливается.
Она точно знала, что должна отстраниться и вытереть губы. Она всегда так делала.
Наверное, она растерялась.
Непроизвольно сглотнула. И, не почувствовав совершенно никакого отвращения, проглотила все до капли.
Майлз расслабленно вытянул ноги по обе стороны от Оливии и прерывисто дышал, приходя в себя.
А Оливия удерживала во рту все еще подрагивающий член, ошарашенно запоминая, что сперма, оказывается, на вкус холодная, как мята.
Она в последний раз поддела языком мягкую кожицу, Майлз дернулся и недовольно зашипел:
– Эванс! Осторожнее!
Оливия откинулась на пятки и посмотрела на него снизу вверх.
У Майлза оказался замутненный взгляд, покрасневшее лицо и блестящий от пота лоб.
– Эванс, ты гребаный извращенец, – внятно сказал Майлз. – Может, ты не возбуждаешься без связывания?
Это Майлз сидел тут перед ней с приспущенными штанами и выставленным на показ членом. Это Оливия была застегнута на все пуговицы. И все равно почувствовала себя голой. Совершенно обнаженной. Вывернутой наизнанку. И грубо истоптанной. Ударенной наотмашь.
Нужно было цинично скривиться и заявить что-нибудь развернутое о послеоргазменном поведении лиц из категории майоров.
Но даже просто выдержать гримасу Оливии не удалось.
Настолько уязвимой она давно себя не ощущала.
Она отвернулась, рванулась к дверям, крутанула ключ, с силой толкнула от себя дверь и, не закрывая, помчалась куда глаза глядят.

2.
Давным-давно, когда Оливия была еще упрямой девчонкой, она стояла перед мамой, гордо выпятив подбородок, и прятала свою чудовищную обиду за непринужденными словами о том, что «нет, мама, мы расторгли помолвку, нет, мама, мы просто не сошлись характерами, нет, мама, мы не намерены поддерживать дружеские отношения…» Позже она признала, что не просто сдерживала слезы и переживала провал. Она хорохорилась и убеждала саму себя, что абсолютно ничего страшного не произошло. Подумаешь – разошлись!
…Поссорились…
…Не уступили…
Любовь – взаимное доверие, сказала ей мама в ответ.
Оливия не любила, когда она неодобрительно поджимала губы и говорила короткими фразами. Потому что тогда мама оказывалась права на все сто.
«А ведь я забыла, как верить», – подумала Оливия.
Ее двадцать лет давно потерялись в памяти. С каждым годом она все больше убеждалась, что была молодая, горячая, нетерпеливая и местами даже глупая. Понимание приходило маленькими открытиями. Вроде сегодняшнего.
«Последний раз я доверила себя тогда, в юности…»
А все, кто был рядом с ней позже, прошли скомканным хороводом один за другим. Никто из них не удостоился ее доверия. Никому она не вкладывала в руки такого оружия. Она постоянно держала оборону, щит, пробить который никто был не в состоянии.
Как получилось, что рядом с Майлзом все стены вдруг испарились? Оливия даже не заметила, что осталась беззащитной.
«Как же он ранил меня!..»
…Она вихрем пронеслась по лестнице наверх, в единственное на земле место, где ее ждало спасение.
Она выскочила в холод. Ветер швырнул ей в лицо осколки снега. Остудил. И нежно-нежно успокоил.
Оливия сделала несколько шагов, приблизилась к краю. Ее колотило от привычной ярости. Она обхватила себя руками за плечи и вдохнула полной грудью.
…Перед ней до самого горизонта стелился снег, бесконечный и равнодушный.
Глядя сверху вниз на белоснежное полотно, Оливия сказала самой себе:
– Игра не стоит свеч, – и не поверила тому, что сказала.
Она не умела признавать себя проигравшей. А еще – уязвимой. И беспомощной.
– Он ничего для меня не значит, – сказала она твердо.
«Я готов», – прозвучал в голове отголосок Майлзовых слов.
– Я всего лишь хотела его.
«Я кончила от одного прикосновения… Как девочка».
– Я ему отсосала, – добавила она отталкивающего цинизма.
«Я выпила его».
– Это был последний раз. У меня достаточно дел помимо соблазнения Майлза.
«Я уже его соблазнила».
– Меня не должно это так задевать! – крикнула она.
«Он дорог мне. Я его люблю-люблю-люблю!»
– Боже мой, как же я попала, – простонала она.
«Сама, – издевательски пропел внутренний голос, – все сама, своими собственными руками».
Она повелась на его откровенность, на его покорность, на его спокойствие и безмятежность. Она погналась за недостижимым обладанием. И сама не заметила, как увязла по самую макушку. Настолько, что Майлз одной фразой заставил ее спасаться бегством. Несколько резких слов – и она ранена в самое сердце.
– Это не я, – сказала Оливия, и голос жалобно утонул в грохоте ветра.
«Это я. Я – которая влюбилась в Майлза».
– Я не смирюсь, – сообщила Оливия в пустоту перед собой.
«Я уже делала так. Достаточно просто забыть о нем. …Если получится, конечно».
– Я хозяйка своих желаний, – как заклинание, произнесла Оливия.
«А память я как-нибудь потерплю».
Она стояла на ветру, не замечая холода, с застывшим лицом. Оставшийся без пуговицы ворот, как сумасшедший, колотил ее по горлу. Косы выделывали над головой дикий танец. А Оливия напряженно искала глазами линию горизонта и составляла для себя новый план поведения в Бриггсе, где Майлз интересовал ее исключительно как информатор. И не более.
«Я больше не подставлюсь».

3.
Шинель была тяжелая и теплая. Она ласково окутала плечи Оливии, заставив вздрогнуть всем телом.
Первым порывом было желание рвануть ее с себя и швырнуть в лицо неслышно подошедшему Майлзу. Но Оливия вовремя взяла контроль над чувствами, походя мысленно похвалила себя и только потом неторопливо развернулась к Майлзу лицом. Насмешник лейтенант Эванс взглянул на своего нечаянного любовника:
– Спасибо за шинель, майор, у вас здесь на удивление холодно.
Майлз выглядел смущенным. В руках он вертел цепь, намотанную на одно из запястий.
– Я думаю, что должен извиниться, – сказал он.
– То есть? – с почти что искренним недоумением спросила Оливия.
– Не думал, что все пройдет так… эмоционально. Эванс, я вас обидел, не так ли? Нет, не отвечайте. Кто вас знает, чем вы мне сейчас ответите. Промолчите, прошу вас… Послушайте. Вы… ты… я никогда раньше… Ты поверишь мне, если я скажу, что с тобой пережил самый невероятный оргазм за всю свою жизнь? Никогда раньше наслаждение не было таким… острым, наверное… Даже определить не могу!..
Он помялся, усмехнулся своим мыслям. Оливия молчала, разыскивая в уме, как же понимать услышанное – как опоздавший комплимент или все-таки недовольство.
– Обычно сразу после я начинаю материться… – сказал Майлз.
– Что?
– Я ругаюсь, Эванс. А сегодня ты вышиб мне все мозги…
– Высосал, – с сарказмом прокомментировала Оливия.
– Именно, – несмело улыбнулся Майлз. – Я очень смутно помню, что тебе сказал. Ты же поэтому здесь стоишь, верно? Нет, молчи, не отвечай…
Оливия проглотила всю свою иронию и послушно промолчала.
– Не убегай от меня больше, пожалуйста, – просительно сказал Майлз. – Без объяснений, по крайней мере.
Он замолчал, продолжая стоять напротив и смотреть на нее. До нее не сразу дошло, что он ждал ответа.
– То есть вы ждете объяснения? – в конце концов спросила разумная часть Оливии.
– Обещания, – поправил ее Майлз.
– Не рановато ли для обещаний? – со вспыхнувшим вдруг раздражением поинтересовалась Оливия.
– Я могу начать первым, – вскинув голову, сказал Майлз.
– Тогда вперед!
«Ну чем же я думаю! – тут же разозлилась на себя Оливия. – Разве можно подначивать Майлза!»
Он не заставил себя ждать с ответом.
– Мне понравилось тебе подчиняться. Я принимаю это правило. Я обещаю придерживаться его во всех ситуациях, которые будут касаться нас двоих.
Его голос прозвучал не столько серьезно, сколько торжественно. Как на присяге.
– Вот как! – с трудом выдавила Оливия.
Он опустил взгляд на свои руки и, словно только заметив цепь, размотал ее и уронил под ноги.
– Обещаю не прикасаться к тебе, пока ты сам мне не позволишь, – с легкой печалью сказал Майлз.
Оливия молчала. Странно, но в ней даже удивление не всколыхнулось. Словно где-то на подсознании она знала, что все ее грандиозные планы, все самоуговоры, все попытки сохранить независимость, отгородиться от нерациональных чувств – разлетятся, как карточный домик, стоит только Майлзу искренне сказать, что он хочет продолжать их отношения.
«Хорошо», – хотела согласиться Оливия, но молчала. Только пристально смотрела в лицо Майлза, не отрываясь и не мигая. Слова поражения не хотели срываться с языка.
Майлз расценил ее молчание по-своему.
– Ты же позволишь мне однажды прикоснуться к тебе? – неуверенно спросил он.
У Оливии бешено заколотилось сердце.
«Что же ты делаешь со мной?» – мысленно закричала она.
Майлз несмело протянул к ней руку.
– Мне можно трогать твои волосы?
Он осторожно коснулся ее макушки. Оливия застыла. Он бережно зарыл пальцы в мелкие косички, провел рукой, как расческой. Осмелев, сделал небольшой шаг и оказался непозволительно близко. Перед глазами Оливии маячили пуговицы расстегнутого мундира, а плечо оказалось практически под ухом, оставалось только голову чуть-чуть склонить, и можно было лечь-прижаться-обнять-поцеловать-застонать-закричать-любить…
Оливия стояла неподвижно.
– Мне можно прикасаться к твоему лицу? – над самой головой прозвучал голос Майлза.
Он двумя руками обвел ее лицо от висков до подбородка, стиснул в ладонях и приподнял, чтобы встретить взгляд.
– Мне можно тебя целовать? – спросил он и наклонился к ее губам.
Они целовались жарко и самозабвенно. Нежность и осторожность были отброшены прочь. Оливия вцепилась в его волосы, заставляя стонать не столько от наслаждения, сколько от внезапной боли. Он же дал волю рукам, дотрагиваясь, дотягиваясь до нее и в открытый рот выдыхая:
– Вот здесь?
– Да! – с рычанием отвечала она. Или яростно: – Нет! Не тронь!
– Шея? – спрашивал Майлз.
– Да! – стонала Оливия и изгибалась под его руками.
Он наклонялся ниже и оставлял засос на подставленной нежной коже.
– Ладони? – спрашивал Майлз.
– Да! – кричала Оливия.
Он тут же поднимал руки вверх, чтобы переплести свои пальцы с ее, судорожно вцепившимися в его волосы.
– Запястья?
– Да!
Он до синяков впивался в ее тонкие запястья.
– Плечи?
Она неразборчиво мычала в его рот, и он осторожно пытался пробраться ей за шиворот, расстегнуть хоть одну пуговицу мундира.
– Грудь? – нетерпеливо спрашивал он.
– Нет! – она прикусывала ему губу и дергала за волосы.
Он вскрикивал и отдергивал руки, перемещал их ниже.
– Живот? – почти без надежды спрашивал он.
– Нет! – плакала она.
Он стремительно опустился перед ней на колени.
– Бедра?
Он приник к ней так горячо, что у нее сил не было вырваться.
– Нет…
– Я не слышу, – пробормотал он и двумя руками обхватил ее под коленками, поднимаясь все выше и выше.
«ДА!»
– Нет. Нет! Майлз, нет!
– А я хочу, – упрямо сказал он.
– Не сейчас, – пообещала она.
И он ее отпустил. Уронил руки. Прислонился лбом к ее животу и шумно вдохнул ее запах.
– Холодно, – сказала Оливия дрожащим голосом, – ты замерзнешь.
Она скользнула рядом на колени и неловкими пальцами принялась засовывать костяшки пуговиц в петли его мундира. Он безропотно вынес эту заботу, только вжимался губами в ее волосы и гладил по спине.
…Поздно вечером, когда Оливия, лежа под теплым одеялом, перебирала в памяти прожитый день, она не могла прогнать с губ глупую улыбку.
«Я была счастлива…»