Название: Игра в догонялки
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Предыдущие главыГлава первая. Побег
Глава вторая. Женсовет
Глава третья. Безумие оранжевого цвета
Глава четвертая. Преображение
Глава пятая. Волчья команда
Глава шестая. Границы одиночестваГлава шестая. Границы одиночества.
1.
Оливия распахнула глаза, выскакивая из сна в глубокую ночь. Тишина мягким одеялом окутывала комнату. Бриггс неторопливо вздыхал генераторами с нижних ярусов, вплетая свою размеренную колыбельную в неслышное дыхание сотен спящих людей, наполняя темноту уютом и спокойствием. Далеко-далеко, за не одной дверью от нее, очень редко прорывались единичные звуки, добавляя в общий гул глухие всполохи.
Оливия знала эту тишину.
Так спал ее дом.
Каждую ночь на протяжении нескольких лет Оливия дышала в унисон с Бриггсом и его обитателями. Каждую ночь она уплывала в крепкие объятия сна. Каждую ночь – и много лет подряд. Одна – в собственной комнате.
Она знала, что ее разбудило. Чужое присутствие.
Легонько щелкнул выключатель за плотно прикрытой дверью в душевую, кромешная темнота сдала позиции, разбежавшись по прямоугольнику щелей, пропустивших слабый свет.
Оливия повернула голову, различая стоящую в нескольких шагах от нее пустую кровать. Небрежно откинутое одеяло горой высилось на ней, безмолвно вопя, что только что рядом с Оливией спал человек. Вот только руку протяни – и можно было до него дотронуться.
Вчера, когда их по двое заселяли в комнаты, Оливия даже не задумалась об этом. Порадовалась мимоходом, что ей в соседи достался Сташек, а не кто-нибудь более хитрый и глазастый, быстро забежала в душ, переоделась в безразмерную теплую пижаму, чтобы поскорее спрятаться под одеялом, и провалилась в сон.
Мысли пришли сейчас. Нежным поцелуем они добрались до самого сердца, едва коснулись его, чтобы тут же пушинками разлететься по бережно хранимым воспоминаниям. О том времени, когда проснуться рядом с кем-то было для нее нормально.
В крохотной комнатушке общежития в академии вторую кровать занимала светленькая девушка из провинции, веснушчатая, с волосами цвета пшеницы. Она спала в одной и той же позе, на боку, лицом к краю, подложив локоть под ухо, неслышно вздыхая во сне. Оливия всегда просыпалась первой и несколько минут бездумно смотрела на нее. Потом протягивала руку и дотрагивалась пальцем до кончика ее носа. Девушка мгновенно распахивала глаза и тут же улыбалась, Оливия улыбалась ей в ответ. Не то, чтобы они дружили, но тем не менее делить утро на двоих было приятно. И вечер. И тихие перешептывания после отбоя. И девчоночьи хихикалки с закрытыми глазами.
Все закончилось вместе с учебой. Оливия не успела попереживать по поводу расставания – яркий мир и новые возможности кружили голову. Она оставила себе только память о теплой кровати по соседству с собственной.
Спустя несколько лет туда же добавились еще воспоминания. Не о страсти, не о ревности и даже не о первой влюбленности.
Подушка, на которой тогда покоилась ее голова, была теплой. Чужая рука, обнимающая ее, пахла табаком. Под одеялом было горячо и сладко.
Она отчетливо помнила об этом, словно только вчера кусочек ее жизни превратился в воспоминания. Не о том, что она посчитала предательством. Не о равнодушии и не о собственном ответном бешенстве. Нет. Она старательно забыла, чего хотела от дорогого человека. Ей нужны были изматывающая любовь и страстная самоотдача. Она вымарала из памяти эти чувства – они разрушили их отношения. Тогда она не желала ровной влюбленности, и поэтому сама отказалась от человеческого тепла рядом.
Позже она привыкла просыпаться одна в своей постели. Она привыкла начинать утро в комнате, где была единоличной хозяйкой. Она больше не стремилась нарушать свой распорядок. Она была им полностью довольна. Ей оказались не нужны любовные отношения, которые переворачивают мир вверх тормашками – с этим она замечательно справлялась сама. Сейчас, положа руку на сердце, она бы не променяла существующий покой на внезапное пробуждение вместе с человеком рядом. Это было бы неудобно. И раздражающе. Кто-то – кто делит с ней ее утро.
За закрытой дверью зашумела вода, на секунду взвыл кран, до Оливии донеслось приглушенное ругательство. Желание запустить в дверь чем-нибудь тяжелым – вроде кованого сапога – оказалось почти непреодолимым. Она стиснула руки на груди и глубоко вздохнула, сдерживаясь.
В то же время… Хотя бы раз. Один разок – проснуться на твердом и теплом плече, уткнувшись в чужую шею, обняв руками и ногами широкое обнаженное тело. Утонуть в покое, который может подарить только мужчина.
Чтобы он не врывался в ее жизнь, а просто оказался рядом. Чтобы не стремился устанавливать свои правила, а жил по тем, которые определила для себя и окружающих сама Оливия. Чтобы был незаметен и незаменим. Большой. Упрямый. Спокойный. Размеренный, как ровная дорога…
Майлз, тенью следующий за ней на протяжении нескольких лет.
Тот, кого она хотела.
Тот, к кому стремилась.
И кого не могла найти в своем одиночестве.
Она подняла над собой руки и локтями загородила лицо. Все мысли возвращали ее к Майлзу.
Шум воды прекратился, и тишина навалилась так резко, что Оливия вздрогнула. Она опустила руки, еще не зная, притворяться ли, что продолжает спать, или нет.
Перед тем, как выйти, Сташек деликатно выключил в душевой свет, тихо прокрался к кровати. Оливия вначале с недоумением наблюдала, как лихорадочно он одевался. Потом до нее дошло – да он же замерз! Боже, какой мальчишка!
Учитывая, как тихо было в коридорах, утро началось только намеком. В это время в крепости теплую воду в кране приходилось ждать не один десяток минут. Сташек оказался слишком нетерпелив и принял душ, какой есть, а теперь даже в темноте было видно, что его колотит от холода. На удивление, Оливии показалось это смешным. Нет, не то, что упрямец вымерз, а сам факт его такого детского упрямства. И то, что он подхватился ни свет, ни заря, и то, как неуклюже пытался ее не разбудить. Оливия даже не ожидала от себя, что с юмором сумеет прочувствовать такой момент.
Сташек, наконец, оделся и на цыпочках направился к окну, где тут же налетел на скрытый в темноте угол стола. Судя по дробному стуку рассыпавшихся мелочей, он сбил с него подставку для ручек. Вид перепуганного мальчишки, нырнувшего под стол, заставил Оливию фыркнуть. Она присела на кровати и приглушенно сказала:
– Сташек, что вы мучаетесь, включите свет.
Он затих, а потом промолвил:
– Я думал, что вы спите.
– Да нет, – легкомысленно отозвалась Оливия, – уже проснулся.
– Я топал, как слон, да? – смущаясь, спросил он.
– В любом случае я бы проснулся – я очень чутко сплю. Может, завтра вы встанете попозже?
– Увы, – без капли вины отозвался Сташек, – боюсь, меня сгрызет нетерпячка. Наверное, я должен был вас предупредить, что с самого раннего детства я жаворонок.
«Можно было догадаться! – с иронией подумала Оливия. – Ребенок абсолютно во всем!»
Вслух же она сказала:
– Ах, жаворонок! Боитесь, что можете пропустить важное событие?
Он наконец-то нащупал настольную лампу и щелкнул выключателем. Повернулся к Оливии, и она ясно увидела его добродушное лицо, освещенное желтоватым светом.
– Эванс! – воскликнул он шепотом. – Как вы не понимаете! Мы же с вами в Бриггсе!
У Оливии в удивлении поползли вверх брови.
– Да, в Бриггсе, – осторожно ответила она. – И что?
Он в несколько шагов оказался возле ее кровати.
– Эванс! Но ведь Бриггс – это самая таинственная крепость Аместрис. Подумайте хотя бы только о том, что практически все оружейные новинки за последние пять лет берут свое начало здесь!
– Ну да, – согласилась она, – здесь великолепная база для научных исследований, для испытаний, в конце концов…
– Много бы дали эти испытания, если бы не люди, которые здесь служат! – в голосе Сташека Оливия впервые расслышала насмешку. – Здесь работают лучшие умы нашей страны. Лучшие инженеры!
У нее вдруг перехватило дыхание от внезапно нахлынувшей тревоги. Она-то хотела прибрать к рукам Сташека, а Сташек оказался не так уж и прост. Его самого интересовали ее инженеры.
«Не отдам! Мое!!!»
– Вы представляете, сколько всего у них может быть нереализованного!..
«Очень даже представляю».
– …Того, на что не хватило времени или материальной базы! Представляете, сколько разработок у них только на бумаге, а?
– Вы что, думаете, с вами поделятся этой информацией? – едко поинтересовалась Оливия, перебивая его речь.
Он вздохнул и искренне ей ответил:
– Я очень попрошу. Очень-очень!
Вначале она не поняла, что он сказал. То есть, слова были знакомы, но обычно Оливия слышала их от людей, с высокомерием глядящих на весь мир. От людей, заранее знающих, что им в их просьбе не откажут. А потому произносящих эту фразу с двусмысленным подтекстом, с намеком, от которого по коже разбегаются мурашки бессилия.
В устах Сташека слова прозвучали с давно забытой интонацией. И спустя пару секунд Оливия почувствовала потрясение, когда узнала ее – так дети обращались с просьбой к богу. Что верно, то верно – в Бриггсе не бывало людей, подобных Сташеку. У Оливии не было никакого опыта по общению с великовозрастными детьми. И тем не менее ей до жжения в руках захотелось прямо сейчас, сию секунду завести Сташека к тому же Виеру и дать возможность одним глазком взглянуть на исследования. Искусить его, подразнить его кусочком тайны. И навсегда привязать его к Бриггсу.
– Эванс, я смешон, да?
Нет, какие-то мозги у него все-таки были. Но насколько перекрученные!!!
– Не думаю, Сташек, – стараясь говорить как можно серьезнее, покачала головой Оливия. – Как вы сказали – здесь работают лучшие умы нашей страны. Уверена, они разберутся, что ваша жажда знаний совершенно бескорыстна.
Он улыбнулся.
– Я тоже так подумал. Я попросил вчера лейтенанта Бранта принести мне официальный перечень текущих разработок, чтобы пропланировать проверку. Вы уже спали, когда он это сделал. На столе одна папка с документами для меня. А одна – для вас.
Конечно, кто бы сомневался в исполнительности Бранта. Намеренной исполнительности…
– Для меня? – воскликнула Оливия.
– Ну да. Майор Ранков сказал, что вы вплотную займетесь бухгалтерской отчетностью, и лейтенант Брант любезно принес в нашу комнату предварительные отчеты. Мы сможем просмотреть их перед завтраком.
Оливия тут же припомнила, как брезгливо Ранков смотрел на нее, проснувшись вчера в поезде. Как потянулся в карман за фляжкой и, никого не стесняясь, сделал несколько глотков явно крепкого спиртного напитка.
Вот ведь попала! Пока Ранков будет расслабляться в обнимку с бутылкой, ей, похоже, придется провести инспекцию всего делопроизводства.
– Да вы справитесь, Эванс, – миролюбиво сказал Сташек. – Подумаешь, Ранков! Он обычно всех своих помощников так кидает.
– А вы, значит, в курсе?
– Я с ним третий раз еду. И знаете что – ни один из его помощников ни разу не опозорился.
«Ну да, – кисло подумала Оливия, – я буду первой».
2.
Она трижды прочитала принесенные Брантом документы.
Стоически вытерпела завтрак.
Перед дверью в бухгалтерию вздохнула как можно глубже.
И нырнула.
Цифры плясали перед глазами, слова были абсолютно бессмысленными. Она тонула в них, отчаянно пытаясь выбраться на поверхность. Все вопросительные взгляды она встречала высокомерным пренебрежением. Молчала и молила хоть о какой-то логике в жутких расчетах. Вплоть до обеда она старательно делала вид, что изучает отчетность. Она шпыняла персонал от одной папки к другой. Читала, не понимала ровным счетом ничего и требовала новую. Бухгалтера носились вокруг нее туда-сюда, как пчелы вокруг улья.
Она почти утонула. Неминуемый позор заставлял ее крепче сжимать зубы, улыбаться еще неприятней, цедить слова с неприкрытой злобой.
А упрямство вскидывало руку за очередной бумагой и разрисовывало блокнот очередной гипотезой.
Краем глаза Оливия все время видела Бранта. Он вальяжно развалился на стуле напротив, так же, как и она, перебирал документы, и не сводил с нее внимательного взгляда. Он не вглядывался в ее намеренные каракули, но она перестраховалась и писала левой рукой. Он большей частью молчал, и она с остервенением искала ниточку взаимосвязи в груде отчетов, только чтобы его молчание из подозрительного превратилось в одобрительное.
К обеду она вынырнула. Один листок с подробностями – и система начала выстраиваться.
За окном потемнело, она потянулась, включила настольную лампу, переложила пару папок, открыла следующую и впервые наткнулась на ошибку. Если раньше она просто не понимала, что перед ней, то теперь явно видела недочет. Она обрадовалась и тут же огорчилась, вспомнив, что проверяет своих же подчиненных.
– А почему у вас здесь приход и расход не совпадают?
Она сама почувствовала, что задала вопрос без равнодушия, а с искренним огорчением. Брант вскинул голову, словно ослышался. Главный бухгалтер был уже у ее стола.
– Позвольте, лейтенант Эванс?
Она передала папку и потянулась за следующей, одновременно пытаясь спрятаться от недоуменного взгляда Бранта.
Бухгалтерия зашевелилась, разыскивая объяснения найденной ошибки, а Оливия уже штудировала продолжение.
У нее получилось уходить в расчеты с головой. Разобравшись с основными принципами, стало очень интересно прослеживать бумажную жизнь Бриггса. Теперь практически за каждой цифрой она видела событие и людей.
Через какое-то время Брант присоединился к шушукающимся бухгалтерам.
«Черт! Ну неужели нарушение такое серьезное!»
Оливия не выдержала и подошла к ним сама.
– Ну что?
– Пока ничего, – холодно ответил ей Брант. – Мы сейчас поднимем документы лаборатории…
В голове Оливии что-то щелкнуло. Лаборатория! Вечно ноющая лаборатория, доставшая ее жалобами на крючкотворов из отдела делопроизводства.
– Дайте сюда! – перебила Оливия Бранта, протянув руку.
Он с подозрением вручил ей папку.
Так и есть, вредная лаборатория, решившая своевольно составить документы в том виде, в каком она считала нужным, и ленивая бухгалтерия, оставившая все на самотек.
– Нет у вас тут ошибки, – злорадно сообщила Оливия, выдирая листик, – разберетесь с лабораторией сами, – она швырнула лист на стол перед Брантом. – Переписывайте вот это, и не забудьте пересчитать свой расход в литрах, а не в штуках.
Брант впился в документы глазами, а как только до него дошло, начал расплываться в улыбке – не менее злорадной, чем у самой Оливии.
«Да уж, – хмыкнула Оливия, направляясь к своему месту, – за такую подставу лаборатории сегодня не поздоровится!»
А дальше она просто провалилась в рассуждения и заметки на полях, медленно и непреклонно заканчивая проверку прошедшего года.
Ее никто не трогал, и она не заметила, что день подошел к концу.
Она почти рассердилась, когда кто-то потянул у нее из рук очередную папку. Вскинула голову с намерением ругать и гневаться.
…Рядом стоял Брант.
– Эванс, – мягко сказал он, и она поразилась его мягкости, – уже совсем поздно, вы опоздаете на ужин.
Не споря, она послушно отдала папку.
Брант отошел к полкам, и она заметила, что они одни в кабинете, похоже, что все уже действительно закончили работу, а Брант остался с ней и сейчас складывал по местам папки с документами.
Она встала из-за стола, выпрямляясь и наконец-то чувствуя, как затекли спина и плечи. Она шагнула вперед и пошатнулась – Брант мгновенно обернулся. Она оперлась руками о стол и взглядом рявкнула Бранту, чтобы он не смел к ней приближаться.
– Устали, Эванс? – с насмешкой спросил он, возвращаясь.
Она оттолкнулась от стола, высокомерно вскинула голову и, не удостоив его ответом, направилась к выходу. Он догнал ее в два шага и протянул ей забытый блокнот:
– Ваши записи, лейтенант Эванс.
– Спасибо, лейтенант Брант.
Она царственно кивнула и просочилась мимо. Офицерскую столовую она была в состоянии найти и без него.
3.
Оливия стойко сохраняла равнодушие. Неторопливо наполнила поднос, задрав нос повыше, надменно обошла столы с бриггсовцами. Нашла Сташека, проигнорировала его сияющую улыбку, пропустила мимо ушей монолог на тему: «Бриггс – это здорово!», села, разложила столовые приборы, словно не в столовой ужинала, а на званом вечере у матушкиных подруг.
И не удержалась, повернула голову и посмотрела в сторону собственного пустующего места.
Брант что-то сосредоточенно обсуждал с хозяйственниками. А Майлз, прикрыв глаза и делая вид, словно его и нет тут вовсе, внимательно их слушал.
У нее не ухнуло сердце, не забилось быстрее, не перехватило дыхание, мысли не спутались. Она с удовлетворением осознала, что спокойно смотрит на Майлза. Жаль только, что глаз невозможно оторвать.
Большой.
Уверенный.
Спокойный.
Мир Оливии сворачивался вокруг него. Где-то далеко Сташек нес свою чушь, переговаривались сидящие напротив соседи, стучали ложки-вилки по тарелкам и чашкам, подвигались стулья, люди вставали и садились, проходили мимо, на мгновение загораживая от нее Майлза. Мир стремительно съеживался, уменьшался, отторгал все на свете. Кроме Майлза.
Оливия смотрела, как он коротко улыбнулся на неслышную ей реплику Бранта. И не было ничего светлее этой легкой улыбки. Как он чуть наклонил голову на бок, и ей уже было все равно, к кому он обратил свое внимание.
Мир перекосился, утянув с собой Оливию, приковав ее внимание только к одному человеку. Майлз неожиданно оказался центром ее вселенной. Ей было приятно смотреть на него. Ей нравилась его степенность. Та самая сдержанность, которую в мгновение ока сметала волнительная импульсивность и подростковая порывистость. Скупые жесты, правильные до мелочей – наклон головы, кивок, пожатие плеч. Даже то, как он подносил ко рту вилку, было восхитительно. Как он посмотрел на нее…
Она была уверена, что знает, какого цвета его глаза. Красные, как и у всех ишваритов. Верно?
Оказалось, что нет. Оказалось, что в центре мира даже цвет глаз не бывает таким, как у всех. Винные, хмельные. Зрачок скорее коричневый, чем черный, а цвет радужки непостоянен, как искрящееся в бокале вино.
Оливии показалось, что границы ее нового мира затрещали, неумолимо сужаясь, скукоживаясь, пока не превратились в точку на дне этих глаз. Хлоп! Она вздрогнула, словно наяву услышав, как защелкнулась за спиной крышка крошечной шкатулки под названием «мое существование».
Внутри не было страшно. Внутри было спокойно и тепло. Внутри винные глаза вопрошающе заглядывали ей прямо в душу.
Она знала, что нужно сделать.
Бесполезно бороться с желанной неизбежностью. Бесполезно вырываться из пьянящего мира. Бесполезно искать другой выход. Пусть вся жизнь – это непокорность и борьба, но можно же бороться за неизбежность, а не против.
В тесной шкатулке маленькую-маленькую Оливию теплым туманом окутывал беззлобно насмешливый взгляд.
«Увы, мне мало шкатулки».
Губы сами дрогнули в улыбке, кончики потянулись в разные стороны. Она знала, что смешно наморщила нос, знала, что синева сверкнула в глубине глаз, знала, что нелепые косички дернулись, когда она, смеясь, тряхнула головой.
Шкатулка разлетелась россыпью осколков. Мир стремительно набирал краски. Майлз, широко раскрыв глаза, в потрясении смотрел на нее, потом быстро отвернулся, наклонился над столом. Подхватился, словно что-то вспомнил. И сбежал, выпрямив спину и отбиваясь от ее настойчивого взгляда. Мир Оливии растянулся до коридоров, по которым мчался Майлз, до крепости, в которой он жил, до страны, которой он служил, до вселенной, где кружилась его душа наяву и во сне. Раньше в мире Оливии был просто подчиненный майор Майлз, частичка Бриггса. Она долго держала его на расстоянии от себя, отчаянно желая большего и сдерживая свои желания железной волей.
«Я больше не буду с этим бороться».
Она не станет ломиться в жизнь Майлза. Нет.
Никаких требований, никаких просьб.
«Мой мир огромен – он впустит меня вместе с тобой».
Оставшийся за столом Брант перехватил ее взгляд, и в ответ на его сосредоточенную серьезность она легкомысленно рассмеялась. Он не узнал ее, никто не узнал ее. Они все подозревали – Оливия видела, как мучительно они пытаются припомнить, на кого похож лейтенант Эванс, но разгадка настолько неправдоподобна, что не принимается даже в виде гипотезы. И она делала все, что только возможно, чтобы подчеркнуть разницу между Эвансом и Оливией Армстронг.
Косички – какая замечательная идея. Они просто вгоняют в ступор.
Смех – неужели я умею так смеяться? Наверное, мне давно не было так весело!
Бег – все годы в Бриггсе я мечтала, откинув прочь высокое положение, бежать во весь дух по длинным коридорам.
Похоже, я действительно люблю. И мне это нравится. Бесконечно нравится…
4.
Давно она так не уставала. От искрометной деятельности, от длительного напряжения ума. Целый день решать задачи – она не старалась так со времен учебы в академии, когда три дня подряд пялилась в учебник, готовясь к экзаменам. Она почти забыла, какими изматывающими могут быть умственные усилия. В последнее время она уставала не от поисков решений, а от пустого ожидания – когда места себе не находишь в четырех стенках собственного кабинета, когда отвлекаешь себя пустыми разговорами или чаепитиями, когда просто отдаешь приказ и ждешь час, два, ночь, сутки, неделю – как же они там, те, кто доверил ей свои жизни и право решать за них, и господи-пусть-с-ними-все-будет-хорошо. Успех приносил с собой агрессивное торжество, гримасу яростной радости и ни капли спокойствия.
Сегодняшний день подарил ей другой вид победы – тяжелое удовлетворение. Она оказалась на высоте даже там, где почти ничего не мыслила, выехала на природной сообразительности и опыте. Разобралась и получила высший балл. Поставила его себе сама с почти забытой юношеской бескомпромиссностью. Зачет, Оливия Армстронг.
Она валилась с ног от усталости, но радость от осознания проделанной работы выплескивалась через край, заставляя местами переходить с шага на подпрыгивающий бег. Она не задумывалась, куда спешит – понятно же, что домой. Металлический пол не успевал гудеть под ее легкими шагами – она привычно мчалась вперед, забыв, что никто не следует позади.
Неудивительно, что она выскочила в коридор офицерского жилого корпуса Бриггса. Оставалось пройти мимо гостиной, повернуть налево…
…Взрыв хохота разнесся по коридору.
Она резко остановилась, спохватившись.
Мимо гостиной и в коридор налево. Первая дверь – и ее личные апартаменты. Комнаты генерала Оливии Армстронг.
«И что же вы здесь забыли, лейтенант Эванс?»
Усталость схлынула, сменившись тревожным напряжением. Интересно, если кто-нибудь сейчас выйдет в коридор, оценит ли он ее присутствие, как попытку шпионажа?
Она сделала несколько шагов вперед и подумала, что надо бы повернуть назад…
Дверь в гостиную была приоткрыта. Там веселились вовсю, обсуждая события сегодняшнего дня, офицеры Бриггса. Еще шаг – и Оливия расслышала слова.
– …А потом он берет ложку и пытается ею наколоть листья салата!
Смех вырывался за дверь, беззаботный и заразительный. Еще не зная, о чем идет речь, Оливия уже готова была усмехнуться.
– Рассеянность присуща гениальным людям.
Сухой до официоза голос Виера резанул своими чувствами. Виер злился. Виеру совершенно не нравилась даже беззлобная насмешка, словно это над ним смеялись.
Нет, не над ним, – поняла Оливия. И тут же представила, как зачарованный чудесами крепости Сташек на глазах всего офицерского состава воспользовался ложкой в качестве вилки.
Смеяться над Сташеком не хотелось.
– Я удивляюсь вам, лейтенант Уайт. Вы же заканчивали инженерные курсы пару лет назад. Разве вы не слышали о лейтенанте Сташеке?
Гостиная притихла. Лейтенант Уайт пристыженно молчал.
– Ну, так расскажите нам о Сташеке, Виер, – мягко, стараясь сгладить неловкость, произнес новый голос. – Он настолько известен?
«Брант».
Оливия неслышно передвинулась ближе к двери, прислонилась к стене, почти уткнувшись лбом в наличник.
– Лейтенант Сташек выпустился восемь лет назад, – размеренно, словно читая лекцию, объяснил Виер.
Восемь лет, как закончил учиться?!
Брант, похоже, еще не понимал.
– И что? – с едва заметной насмешкой спросил он.
– А то, что сейчас лейтенанту Сташеку, если мне не изменят память, только двадцать пять. Во сколько лет вы закончили Академию, Брант?
– Вот черт, – после недолгой паузы высказался Брант.
По гостиной пронесся легкий смешок.
– Теперь закономерный вопрос, не так ли? – все так же сухо заявил Виер. – Давайте, Брант, задавайте.
– Сташек все еще лейтенант?
– Именно! Заметьте, его не понижали в звании. Один раз отличили новыми нашивками, но сути это не меняет. Как вышел он из Академии лейтенантом, так лейтенантом и ходит, пусть и старшим.
– Отсутствие честолюбия? – предположил Брант.
– В точку! – воскликнул Виер. – Никакого честолюбия, голая жажда знаний, одержимость, я бы сказал. Необыкновенный человек. А вы – вилка! ложка! Я вообще не уверен, что он заметил то, над чем вы весь вечер хохочете.
«Так их, Виер! Поучи глупых мальчишек!»
– Лучше расскажите, как там наше делопроизводство, – продолжал Виер, обращаясь к Бранту. – Эта штабная крыса никого не укусила?
«Ага! Теперь обо мне!»
– Крыса? – хмыкнул Брант. – Да какая это крыса? Крысеныш штабной.
«Ах, как вам хочется похохотать!» – с внезапным раздражением подумала Оливия.
– Крысеныш, – простонал враз вернувший себе голос Уайт.
– Пронырливый, – сказал Брант, – въедливый, злой, жадный и дьявольски умный.
– Стой-стой! – воскликнул Виер. – Это уже комплименты!
– А кто сказал, что я его критикую? Бухи на цыпочках вокруг него ходили. Штабные крысы все обычно жирные и ленивые, а этот словно летает. Маленький, наверное, – в голосе Бранта проскользнула мягкая ирония, – не крыса. Крысеныш…
– Всем внимание! – воскликнул Уайт, перекрывая общий хохот, – лейтенант Брант признается, что ему симпатичен мужчина!
«Разжалую», – подумала Оливия.
– Уймитесь, Уайт, – скучающе заметил Виер, – лейтенанту Бранту нравятся женщины, и это всем известно.
Он сделал эффектную паузу и ехидно уточнил:
– Синеглазые.
«Синеглазые женщины? – не сразу понимая, подумала Оливия. – Синеглазые?..»
Слава богу, на это заявление никто не рискнул посмеяться.
Брант равнодушно промолвил:
– Вы, Виер, совершенно нетактичны. Никогда не замечали?
– А вы, Брант, абсолютно романтичны. Никогда не надоедало?
Оливия решила развернуться и уйти. Вот прямо сейчас. Сию секунду. «Я не хочу это слышать».
– Соблазните Эванса, Брант! – выкрикнул в общей тишине Уайт. – У него тоже синие глаза!
«Боже, да заткните ему кто-нибудь рот!»
Из гостиной в коридор отчетливо долетели звуки борьбы, вскрик, Оливия мстительно сжала кулаки, больше всего на свете желая сейчас ударить идиота собственноручно.
«Так его!.. И выкинуть через окошко на снег. Чтобы дурь из головы выветрилась».
– Хватит. Оставьте, – на правах старшего скомандовал Виер.
И снова тишина.
Оливия осторожно попятилась назад от двери.
– А лейтенант Эванс тот еще крысеныш, – задумчиво сказал Виер.
Оливия замерла, вся превратившись в слух.
– Синие глаза, карие глаза, какое это имеет значение? – продолжал неторопливо Виер. – Вы же заметили, Брант, верно?
«Да им просто в удовольствие подначивать друг друга!» – гневно подумала Оливия.
Она стояла у двери, подслушивая разговор своих подчиненных и ровным счетом ничего не могла сделать, чтобы его прекратить.
– Красные, – ответил Брант Виеру.
– Совершенно верно. Вы молодец, что заметили. Похоже, лейтенанту Эвансу по душе только один цвет глаз. И это красный.
– Да, я заметил, – пробормотал Брант едва слышно.
– …Заблудились, лейтенант Эванс?
Оливия подскочила на месте, развернулась, рука от испуга сама вскинулась вверх, отдавая честь.
– Так точно, сэр! – звонко отпечатала она.
Дверь позади распахнулась, Брант над самым ухом вопросительно произнес:
– Майор Майлз? Лейтенант Эванс?
Майлз все слышал, в этом не было никакого сомнения. Оливия смело смотрела прямо ему в глаза. Он пытался рассердиться на нее, она видела это, но у него не получалось. Все вытесняло изумление. Открытый, словно все его чувства лежали у нее на ладони, Майлз тщетно скрывал интерес.
– Лейтенант Брант, – он отвел от нее взгляд и посмотрел поверх ее головы на Бранта, – будьте так добры, проводите лейтенанта Эванса, – снова взгляд на нее, – в гостевой корпус.
– Да, сэр. Лейтенант Эванс?
Она снова отдала честь и, лихо разворачиваясь на каблуках, послала Майлзу мимолетную улыбку – покрасней, майор! да! вот так! А потом послушно отправилась за Брантом.
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Предыдущие главыГлава первая. Побег
Глава вторая. Женсовет
Глава третья. Безумие оранжевого цвета
Глава четвертая. Преображение
Глава пятая. Волчья команда
Глава шестая. Границы одиночестваГлава шестая. Границы одиночества.
1.
Оливия распахнула глаза, выскакивая из сна в глубокую ночь. Тишина мягким одеялом окутывала комнату. Бриггс неторопливо вздыхал генераторами с нижних ярусов, вплетая свою размеренную колыбельную в неслышное дыхание сотен спящих людей, наполняя темноту уютом и спокойствием. Далеко-далеко, за не одной дверью от нее, очень редко прорывались единичные звуки, добавляя в общий гул глухие всполохи.
Оливия знала эту тишину.
Так спал ее дом.
Каждую ночь на протяжении нескольких лет Оливия дышала в унисон с Бриггсом и его обитателями. Каждую ночь она уплывала в крепкие объятия сна. Каждую ночь – и много лет подряд. Одна – в собственной комнате.
Она знала, что ее разбудило. Чужое присутствие.
Легонько щелкнул выключатель за плотно прикрытой дверью в душевую, кромешная темнота сдала позиции, разбежавшись по прямоугольнику щелей, пропустивших слабый свет.
Оливия повернула голову, различая стоящую в нескольких шагах от нее пустую кровать. Небрежно откинутое одеяло горой высилось на ней, безмолвно вопя, что только что рядом с Оливией спал человек. Вот только руку протяни – и можно было до него дотронуться.
Вчера, когда их по двое заселяли в комнаты, Оливия даже не задумалась об этом. Порадовалась мимоходом, что ей в соседи достался Сташек, а не кто-нибудь более хитрый и глазастый, быстро забежала в душ, переоделась в безразмерную теплую пижаму, чтобы поскорее спрятаться под одеялом, и провалилась в сон.
Мысли пришли сейчас. Нежным поцелуем они добрались до самого сердца, едва коснулись его, чтобы тут же пушинками разлететься по бережно хранимым воспоминаниям. О том времени, когда проснуться рядом с кем-то было для нее нормально.
В крохотной комнатушке общежития в академии вторую кровать занимала светленькая девушка из провинции, веснушчатая, с волосами цвета пшеницы. Она спала в одной и той же позе, на боку, лицом к краю, подложив локоть под ухо, неслышно вздыхая во сне. Оливия всегда просыпалась первой и несколько минут бездумно смотрела на нее. Потом протягивала руку и дотрагивалась пальцем до кончика ее носа. Девушка мгновенно распахивала глаза и тут же улыбалась, Оливия улыбалась ей в ответ. Не то, чтобы они дружили, но тем не менее делить утро на двоих было приятно. И вечер. И тихие перешептывания после отбоя. И девчоночьи хихикалки с закрытыми глазами.
Все закончилось вместе с учебой. Оливия не успела попереживать по поводу расставания – яркий мир и новые возможности кружили голову. Она оставила себе только память о теплой кровати по соседству с собственной.
Спустя несколько лет туда же добавились еще воспоминания. Не о страсти, не о ревности и даже не о первой влюбленности.
Подушка, на которой тогда покоилась ее голова, была теплой. Чужая рука, обнимающая ее, пахла табаком. Под одеялом было горячо и сладко.
Она отчетливо помнила об этом, словно только вчера кусочек ее жизни превратился в воспоминания. Не о том, что она посчитала предательством. Не о равнодушии и не о собственном ответном бешенстве. Нет. Она старательно забыла, чего хотела от дорогого человека. Ей нужны были изматывающая любовь и страстная самоотдача. Она вымарала из памяти эти чувства – они разрушили их отношения. Тогда она не желала ровной влюбленности, и поэтому сама отказалась от человеческого тепла рядом.
Позже она привыкла просыпаться одна в своей постели. Она привыкла начинать утро в комнате, где была единоличной хозяйкой. Она больше не стремилась нарушать свой распорядок. Она была им полностью довольна. Ей оказались не нужны любовные отношения, которые переворачивают мир вверх тормашками – с этим она замечательно справлялась сама. Сейчас, положа руку на сердце, она бы не променяла существующий покой на внезапное пробуждение вместе с человеком рядом. Это было бы неудобно. И раздражающе. Кто-то – кто делит с ней ее утро.
За закрытой дверью зашумела вода, на секунду взвыл кран, до Оливии донеслось приглушенное ругательство. Желание запустить в дверь чем-нибудь тяжелым – вроде кованого сапога – оказалось почти непреодолимым. Она стиснула руки на груди и глубоко вздохнула, сдерживаясь.
В то же время… Хотя бы раз. Один разок – проснуться на твердом и теплом плече, уткнувшись в чужую шею, обняв руками и ногами широкое обнаженное тело. Утонуть в покое, который может подарить только мужчина.
Чтобы он не врывался в ее жизнь, а просто оказался рядом. Чтобы не стремился устанавливать свои правила, а жил по тем, которые определила для себя и окружающих сама Оливия. Чтобы был незаметен и незаменим. Большой. Упрямый. Спокойный. Размеренный, как ровная дорога…
Майлз, тенью следующий за ней на протяжении нескольких лет.
Тот, кого она хотела.
Тот, к кому стремилась.
И кого не могла найти в своем одиночестве.
Она подняла над собой руки и локтями загородила лицо. Все мысли возвращали ее к Майлзу.
Шум воды прекратился, и тишина навалилась так резко, что Оливия вздрогнула. Она опустила руки, еще не зная, притворяться ли, что продолжает спать, или нет.
Перед тем, как выйти, Сташек деликатно выключил в душевой свет, тихо прокрался к кровати. Оливия вначале с недоумением наблюдала, как лихорадочно он одевался. Потом до нее дошло – да он же замерз! Боже, какой мальчишка!
Учитывая, как тихо было в коридорах, утро началось только намеком. В это время в крепости теплую воду в кране приходилось ждать не один десяток минут. Сташек оказался слишком нетерпелив и принял душ, какой есть, а теперь даже в темноте было видно, что его колотит от холода. На удивление, Оливии показалось это смешным. Нет, не то, что упрямец вымерз, а сам факт его такого детского упрямства. И то, что он подхватился ни свет, ни заря, и то, как неуклюже пытался ее не разбудить. Оливия даже не ожидала от себя, что с юмором сумеет прочувствовать такой момент.
Сташек, наконец, оделся и на цыпочках направился к окну, где тут же налетел на скрытый в темноте угол стола. Судя по дробному стуку рассыпавшихся мелочей, он сбил с него подставку для ручек. Вид перепуганного мальчишки, нырнувшего под стол, заставил Оливию фыркнуть. Она присела на кровати и приглушенно сказала:
– Сташек, что вы мучаетесь, включите свет.
Он затих, а потом промолвил:
– Я думал, что вы спите.
– Да нет, – легкомысленно отозвалась Оливия, – уже проснулся.
– Я топал, как слон, да? – смущаясь, спросил он.
– В любом случае я бы проснулся – я очень чутко сплю. Может, завтра вы встанете попозже?
– Увы, – без капли вины отозвался Сташек, – боюсь, меня сгрызет нетерпячка. Наверное, я должен был вас предупредить, что с самого раннего детства я жаворонок.
«Можно было догадаться! – с иронией подумала Оливия. – Ребенок абсолютно во всем!»
Вслух же она сказала:
– Ах, жаворонок! Боитесь, что можете пропустить важное событие?
Он наконец-то нащупал настольную лампу и щелкнул выключателем. Повернулся к Оливии, и она ясно увидела его добродушное лицо, освещенное желтоватым светом.
– Эванс! – воскликнул он шепотом. – Как вы не понимаете! Мы же с вами в Бриггсе!
У Оливии в удивлении поползли вверх брови.
– Да, в Бриггсе, – осторожно ответила она. – И что?
Он в несколько шагов оказался возле ее кровати.
– Эванс! Но ведь Бриггс – это самая таинственная крепость Аместрис. Подумайте хотя бы только о том, что практически все оружейные новинки за последние пять лет берут свое начало здесь!
– Ну да, – согласилась она, – здесь великолепная база для научных исследований, для испытаний, в конце концов…
– Много бы дали эти испытания, если бы не люди, которые здесь служат! – в голосе Сташека Оливия впервые расслышала насмешку. – Здесь работают лучшие умы нашей страны. Лучшие инженеры!
У нее вдруг перехватило дыхание от внезапно нахлынувшей тревоги. Она-то хотела прибрать к рукам Сташека, а Сташек оказался не так уж и прост. Его самого интересовали ее инженеры.
«Не отдам! Мое!!!»
– Вы представляете, сколько всего у них может быть нереализованного!..
«Очень даже представляю».
– …Того, на что не хватило времени или материальной базы! Представляете, сколько разработок у них только на бумаге, а?
– Вы что, думаете, с вами поделятся этой информацией? – едко поинтересовалась Оливия, перебивая его речь.
Он вздохнул и искренне ей ответил:
– Я очень попрошу. Очень-очень!
Вначале она не поняла, что он сказал. То есть, слова были знакомы, но обычно Оливия слышала их от людей, с высокомерием глядящих на весь мир. От людей, заранее знающих, что им в их просьбе не откажут. А потому произносящих эту фразу с двусмысленным подтекстом, с намеком, от которого по коже разбегаются мурашки бессилия.
В устах Сташека слова прозвучали с давно забытой интонацией. И спустя пару секунд Оливия почувствовала потрясение, когда узнала ее – так дети обращались с просьбой к богу. Что верно, то верно – в Бриггсе не бывало людей, подобных Сташеку. У Оливии не было никакого опыта по общению с великовозрастными детьми. И тем не менее ей до жжения в руках захотелось прямо сейчас, сию секунду завести Сташека к тому же Виеру и дать возможность одним глазком взглянуть на исследования. Искусить его, подразнить его кусочком тайны. И навсегда привязать его к Бриггсу.
– Эванс, я смешон, да?
Нет, какие-то мозги у него все-таки были. Но насколько перекрученные!!!
– Не думаю, Сташек, – стараясь говорить как можно серьезнее, покачала головой Оливия. – Как вы сказали – здесь работают лучшие умы нашей страны. Уверена, они разберутся, что ваша жажда знаний совершенно бескорыстна.
Он улыбнулся.
– Я тоже так подумал. Я попросил вчера лейтенанта Бранта принести мне официальный перечень текущих разработок, чтобы пропланировать проверку. Вы уже спали, когда он это сделал. На столе одна папка с документами для меня. А одна – для вас.
Конечно, кто бы сомневался в исполнительности Бранта. Намеренной исполнительности…
– Для меня? – воскликнула Оливия.
– Ну да. Майор Ранков сказал, что вы вплотную займетесь бухгалтерской отчетностью, и лейтенант Брант любезно принес в нашу комнату предварительные отчеты. Мы сможем просмотреть их перед завтраком.
Оливия тут же припомнила, как брезгливо Ранков смотрел на нее, проснувшись вчера в поезде. Как потянулся в карман за фляжкой и, никого не стесняясь, сделал несколько глотков явно крепкого спиртного напитка.
Вот ведь попала! Пока Ранков будет расслабляться в обнимку с бутылкой, ей, похоже, придется провести инспекцию всего делопроизводства.
– Да вы справитесь, Эванс, – миролюбиво сказал Сташек. – Подумаешь, Ранков! Он обычно всех своих помощников так кидает.
– А вы, значит, в курсе?
– Я с ним третий раз еду. И знаете что – ни один из его помощников ни разу не опозорился.
«Ну да, – кисло подумала Оливия, – я буду первой».
2.
Она трижды прочитала принесенные Брантом документы.
Стоически вытерпела завтрак.
Перед дверью в бухгалтерию вздохнула как можно глубже.
И нырнула.
Цифры плясали перед глазами, слова были абсолютно бессмысленными. Она тонула в них, отчаянно пытаясь выбраться на поверхность. Все вопросительные взгляды она встречала высокомерным пренебрежением. Молчала и молила хоть о какой-то логике в жутких расчетах. Вплоть до обеда она старательно делала вид, что изучает отчетность. Она шпыняла персонал от одной папки к другой. Читала, не понимала ровным счетом ничего и требовала новую. Бухгалтера носились вокруг нее туда-сюда, как пчелы вокруг улья.
Она почти утонула. Неминуемый позор заставлял ее крепче сжимать зубы, улыбаться еще неприятней, цедить слова с неприкрытой злобой.
А упрямство вскидывало руку за очередной бумагой и разрисовывало блокнот очередной гипотезой.
Краем глаза Оливия все время видела Бранта. Он вальяжно развалился на стуле напротив, так же, как и она, перебирал документы, и не сводил с нее внимательного взгляда. Он не вглядывался в ее намеренные каракули, но она перестраховалась и писала левой рукой. Он большей частью молчал, и она с остервенением искала ниточку взаимосвязи в груде отчетов, только чтобы его молчание из подозрительного превратилось в одобрительное.
К обеду она вынырнула. Один листок с подробностями – и система начала выстраиваться.
За окном потемнело, она потянулась, включила настольную лампу, переложила пару папок, открыла следующую и впервые наткнулась на ошибку. Если раньше она просто не понимала, что перед ней, то теперь явно видела недочет. Она обрадовалась и тут же огорчилась, вспомнив, что проверяет своих же подчиненных.
– А почему у вас здесь приход и расход не совпадают?
Она сама почувствовала, что задала вопрос без равнодушия, а с искренним огорчением. Брант вскинул голову, словно ослышался. Главный бухгалтер был уже у ее стола.
– Позвольте, лейтенант Эванс?
Она передала папку и потянулась за следующей, одновременно пытаясь спрятаться от недоуменного взгляда Бранта.
Бухгалтерия зашевелилась, разыскивая объяснения найденной ошибки, а Оливия уже штудировала продолжение.
У нее получилось уходить в расчеты с головой. Разобравшись с основными принципами, стало очень интересно прослеживать бумажную жизнь Бриггса. Теперь практически за каждой цифрой она видела событие и людей.
Через какое-то время Брант присоединился к шушукающимся бухгалтерам.
«Черт! Ну неужели нарушение такое серьезное!»
Оливия не выдержала и подошла к ним сама.
– Ну что?
– Пока ничего, – холодно ответил ей Брант. – Мы сейчас поднимем документы лаборатории…
В голове Оливии что-то щелкнуло. Лаборатория! Вечно ноющая лаборатория, доставшая ее жалобами на крючкотворов из отдела делопроизводства.
– Дайте сюда! – перебила Оливия Бранта, протянув руку.
Он с подозрением вручил ей папку.
Так и есть, вредная лаборатория, решившая своевольно составить документы в том виде, в каком она считала нужным, и ленивая бухгалтерия, оставившая все на самотек.
– Нет у вас тут ошибки, – злорадно сообщила Оливия, выдирая листик, – разберетесь с лабораторией сами, – она швырнула лист на стол перед Брантом. – Переписывайте вот это, и не забудьте пересчитать свой расход в литрах, а не в штуках.
Брант впился в документы глазами, а как только до него дошло, начал расплываться в улыбке – не менее злорадной, чем у самой Оливии.
«Да уж, – хмыкнула Оливия, направляясь к своему месту, – за такую подставу лаборатории сегодня не поздоровится!»
А дальше она просто провалилась в рассуждения и заметки на полях, медленно и непреклонно заканчивая проверку прошедшего года.
Ее никто не трогал, и она не заметила, что день подошел к концу.
Она почти рассердилась, когда кто-то потянул у нее из рук очередную папку. Вскинула голову с намерением ругать и гневаться.
…Рядом стоял Брант.
– Эванс, – мягко сказал он, и она поразилась его мягкости, – уже совсем поздно, вы опоздаете на ужин.
Не споря, она послушно отдала папку.
Брант отошел к полкам, и она заметила, что они одни в кабинете, похоже, что все уже действительно закончили работу, а Брант остался с ней и сейчас складывал по местам папки с документами.
Она встала из-за стола, выпрямляясь и наконец-то чувствуя, как затекли спина и плечи. Она шагнула вперед и пошатнулась – Брант мгновенно обернулся. Она оперлась руками о стол и взглядом рявкнула Бранту, чтобы он не смел к ней приближаться.
– Устали, Эванс? – с насмешкой спросил он, возвращаясь.
Она оттолкнулась от стола, высокомерно вскинула голову и, не удостоив его ответом, направилась к выходу. Он догнал ее в два шага и протянул ей забытый блокнот:
– Ваши записи, лейтенант Эванс.
– Спасибо, лейтенант Брант.
Она царственно кивнула и просочилась мимо. Офицерскую столовую она была в состоянии найти и без него.
3.
Оливия стойко сохраняла равнодушие. Неторопливо наполнила поднос, задрав нос повыше, надменно обошла столы с бриггсовцами. Нашла Сташека, проигнорировала его сияющую улыбку, пропустила мимо ушей монолог на тему: «Бриггс – это здорово!», села, разложила столовые приборы, словно не в столовой ужинала, а на званом вечере у матушкиных подруг.
И не удержалась, повернула голову и посмотрела в сторону собственного пустующего места.
Брант что-то сосредоточенно обсуждал с хозяйственниками. А Майлз, прикрыв глаза и делая вид, словно его и нет тут вовсе, внимательно их слушал.
У нее не ухнуло сердце, не забилось быстрее, не перехватило дыхание, мысли не спутались. Она с удовлетворением осознала, что спокойно смотрит на Майлза. Жаль только, что глаз невозможно оторвать.
Большой.
Уверенный.
Спокойный.
Мир Оливии сворачивался вокруг него. Где-то далеко Сташек нес свою чушь, переговаривались сидящие напротив соседи, стучали ложки-вилки по тарелкам и чашкам, подвигались стулья, люди вставали и садились, проходили мимо, на мгновение загораживая от нее Майлза. Мир стремительно съеживался, уменьшался, отторгал все на свете. Кроме Майлза.
Оливия смотрела, как он коротко улыбнулся на неслышную ей реплику Бранта. И не было ничего светлее этой легкой улыбки. Как он чуть наклонил голову на бок, и ей уже было все равно, к кому он обратил свое внимание.
Мир перекосился, утянув с собой Оливию, приковав ее внимание только к одному человеку. Майлз неожиданно оказался центром ее вселенной. Ей было приятно смотреть на него. Ей нравилась его степенность. Та самая сдержанность, которую в мгновение ока сметала волнительная импульсивность и подростковая порывистость. Скупые жесты, правильные до мелочей – наклон головы, кивок, пожатие плеч. Даже то, как он подносил ко рту вилку, было восхитительно. Как он посмотрел на нее…
Она была уверена, что знает, какого цвета его глаза. Красные, как и у всех ишваритов. Верно?
Оказалось, что нет. Оказалось, что в центре мира даже цвет глаз не бывает таким, как у всех. Винные, хмельные. Зрачок скорее коричневый, чем черный, а цвет радужки непостоянен, как искрящееся в бокале вино.
Оливии показалось, что границы ее нового мира затрещали, неумолимо сужаясь, скукоживаясь, пока не превратились в точку на дне этих глаз. Хлоп! Она вздрогнула, словно наяву услышав, как защелкнулась за спиной крышка крошечной шкатулки под названием «мое существование».
Внутри не было страшно. Внутри было спокойно и тепло. Внутри винные глаза вопрошающе заглядывали ей прямо в душу.
Она знала, что нужно сделать.
Бесполезно бороться с желанной неизбежностью. Бесполезно вырываться из пьянящего мира. Бесполезно искать другой выход. Пусть вся жизнь – это непокорность и борьба, но можно же бороться за неизбежность, а не против.
В тесной шкатулке маленькую-маленькую Оливию теплым туманом окутывал беззлобно насмешливый взгляд.
«Увы, мне мало шкатулки».
Губы сами дрогнули в улыбке, кончики потянулись в разные стороны. Она знала, что смешно наморщила нос, знала, что синева сверкнула в глубине глаз, знала, что нелепые косички дернулись, когда она, смеясь, тряхнула головой.
Шкатулка разлетелась россыпью осколков. Мир стремительно набирал краски. Майлз, широко раскрыв глаза, в потрясении смотрел на нее, потом быстро отвернулся, наклонился над столом. Подхватился, словно что-то вспомнил. И сбежал, выпрямив спину и отбиваясь от ее настойчивого взгляда. Мир Оливии растянулся до коридоров, по которым мчался Майлз, до крепости, в которой он жил, до страны, которой он служил, до вселенной, где кружилась его душа наяву и во сне. Раньше в мире Оливии был просто подчиненный майор Майлз, частичка Бриггса. Она долго держала его на расстоянии от себя, отчаянно желая большего и сдерживая свои желания железной волей.
«Я больше не буду с этим бороться».
Она не станет ломиться в жизнь Майлза. Нет.
Никаких требований, никаких просьб.
«Мой мир огромен – он впустит меня вместе с тобой».
Оставшийся за столом Брант перехватил ее взгляд, и в ответ на его сосредоточенную серьезность она легкомысленно рассмеялась. Он не узнал ее, никто не узнал ее. Они все подозревали – Оливия видела, как мучительно они пытаются припомнить, на кого похож лейтенант Эванс, но разгадка настолько неправдоподобна, что не принимается даже в виде гипотезы. И она делала все, что только возможно, чтобы подчеркнуть разницу между Эвансом и Оливией Армстронг.
Косички – какая замечательная идея. Они просто вгоняют в ступор.
Смех – неужели я умею так смеяться? Наверное, мне давно не было так весело!
Бег – все годы в Бриггсе я мечтала, откинув прочь высокое положение, бежать во весь дух по длинным коридорам.
Похоже, я действительно люблю. И мне это нравится. Бесконечно нравится…
4.
Давно она так не уставала. От искрометной деятельности, от длительного напряжения ума. Целый день решать задачи – она не старалась так со времен учебы в академии, когда три дня подряд пялилась в учебник, готовясь к экзаменам. Она почти забыла, какими изматывающими могут быть умственные усилия. В последнее время она уставала не от поисков решений, а от пустого ожидания – когда места себе не находишь в четырех стенках собственного кабинета, когда отвлекаешь себя пустыми разговорами или чаепитиями, когда просто отдаешь приказ и ждешь час, два, ночь, сутки, неделю – как же они там, те, кто доверил ей свои жизни и право решать за них, и господи-пусть-с-ними-все-будет-хорошо. Успех приносил с собой агрессивное торжество, гримасу яростной радости и ни капли спокойствия.
Сегодняшний день подарил ей другой вид победы – тяжелое удовлетворение. Она оказалась на высоте даже там, где почти ничего не мыслила, выехала на природной сообразительности и опыте. Разобралась и получила высший балл. Поставила его себе сама с почти забытой юношеской бескомпромиссностью. Зачет, Оливия Армстронг.
Она валилась с ног от усталости, но радость от осознания проделанной работы выплескивалась через край, заставляя местами переходить с шага на подпрыгивающий бег. Она не задумывалась, куда спешит – понятно же, что домой. Металлический пол не успевал гудеть под ее легкими шагами – она привычно мчалась вперед, забыв, что никто не следует позади.
Неудивительно, что она выскочила в коридор офицерского жилого корпуса Бриггса. Оставалось пройти мимо гостиной, повернуть налево…
…Взрыв хохота разнесся по коридору.
Она резко остановилась, спохватившись.
Мимо гостиной и в коридор налево. Первая дверь – и ее личные апартаменты. Комнаты генерала Оливии Армстронг.
«И что же вы здесь забыли, лейтенант Эванс?»
Усталость схлынула, сменившись тревожным напряжением. Интересно, если кто-нибудь сейчас выйдет в коридор, оценит ли он ее присутствие, как попытку шпионажа?
Она сделала несколько шагов вперед и подумала, что надо бы повернуть назад…
Дверь в гостиную была приоткрыта. Там веселились вовсю, обсуждая события сегодняшнего дня, офицеры Бриггса. Еще шаг – и Оливия расслышала слова.
– …А потом он берет ложку и пытается ею наколоть листья салата!
Смех вырывался за дверь, беззаботный и заразительный. Еще не зная, о чем идет речь, Оливия уже готова была усмехнуться.
– Рассеянность присуща гениальным людям.
Сухой до официоза голос Виера резанул своими чувствами. Виер злился. Виеру совершенно не нравилась даже беззлобная насмешка, словно это над ним смеялись.
Нет, не над ним, – поняла Оливия. И тут же представила, как зачарованный чудесами крепости Сташек на глазах всего офицерского состава воспользовался ложкой в качестве вилки.
Смеяться над Сташеком не хотелось.
– Я удивляюсь вам, лейтенант Уайт. Вы же заканчивали инженерные курсы пару лет назад. Разве вы не слышали о лейтенанте Сташеке?
Гостиная притихла. Лейтенант Уайт пристыженно молчал.
– Ну, так расскажите нам о Сташеке, Виер, – мягко, стараясь сгладить неловкость, произнес новый голос. – Он настолько известен?
«Брант».
Оливия неслышно передвинулась ближе к двери, прислонилась к стене, почти уткнувшись лбом в наличник.
– Лейтенант Сташек выпустился восемь лет назад, – размеренно, словно читая лекцию, объяснил Виер.
Восемь лет, как закончил учиться?!
Брант, похоже, еще не понимал.
– И что? – с едва заметной насмешкой спросил он.
– А то, что сейчас лейтенанту Сташеку, если мне не изменят память, только двадцать пять. Во сколько лет вы закончили Академию, Брант?
– Вот черт, – после недолгой паузы высказался Брант.
По гостиной пронесся легкий смешок.
– Теперь закономерный вопрос, не так ли? – все так же сухо заявил Виер. – Давайте, Брант, задавайте.
– Сташек все еще лейтенант?
– Именно! Заметьте, его не понижали в звании. Один раз отличили новыми нашивками, но сути это не меняет. Как вышел он из Академии лейтенантом, так лейтенантом и ходит, пусть и старшим.
– Отсутствие честолюбия? – предположил Брант.
– В точку! – воскликнул Виер. – Никакого честолюбия, голая жажда знаний, одержимость, я бы сказал. Необыкновенный человек. А вы – вилка! ложка! Я вообще не уверен, что он заметил то, над чем вы весь вечер хохочете.
«Так их, Виер! Поучи глупых мальчишек!»
– Лучше расскажите, как там наше делопроизводство, – продолжал Виер, обращаясь к Бранту. – Эта штабная крыса никого не укусила?
«Ага! Теперь обо мне!»
– Крыса? – хмыкнул Брант. – Да какая это крыса? Крысеныш штабной.
«Ах, как вам хочется похохотать!» – с внезапным раздражением подумала Оливия.
– Крысеныш, – простонал враз вернувший себе голос Уайт.
– Пронырливый, – сказал Брант, – въедливый, злой, жадный и дьявольски умный.
– Стой-стой! – воскликнул Виер. – Это уже комплименты!
– А кто сказал, что я его критикую? Бухи на цыпочках вокруг него ходили. Штабные крысы все обычно жирные и ленивые, а этот словно летает. Маленький, наверное, – в голосе Бранта проскользнула мягкая ирония, – не крыса. Крысеныш…
– Всем внимание! – воскликнул Уайт, перекрывая общий хохот, – лейтенант Брант признается, что ему симпатичен мужчина!
«Разжалую», – подумала Оливия.
– Уймитесь, Уайт, – скучающе заметил Виер, – лейтенанту Бранту нравятся женщины, и это всем известно.
Он сделал эффектную паузу и ехидно уточнил:
– Синеглазые.
«Синеглазые женщины? – не сразу понимая, подумала Оливия. – Синеглазые?..»
Слава богу, на это заявление никто не рискнул посмеяться.
Брант равнодушно промолвил:
– Вы, Виер, совершенно нетактичны. Никогда не замечали?
– А вы, Брант, абсолютно романтичны. Никогда не надоедало?
Оливия решила развернуться и уйти. Вот прямо сейчас. Сию секунду. «Я не хочу это слышать».
– Соблазните Эванса, Брант! – выкрикнул в общей тишине Уайт. – У него тоже синие глаза!
«Боже, да заткните ему кто-нибудь рот!»
Из гостиной в коридор отчетливо долетели звуки борьбы, вскрик, Оливия мстительно сжала кулаки, больше всего на свете желая сейчас ударить идиота собственноручно.
«Так его!.. И выкинуть через окошко на снег. Чтобы дурь из головы выветрилась».
– Хватит. Оставьте, – на правах старшего скомандовал Виер.
И снова тишина.
Оливия осторожно попятилась назад от двери.
– А лейтенант Эванс тот еще крысеныш, – задумчиво сказал Виер.
Оливия замерла, вся превратившись в слух.
– Синие глаза, карие глаза, какое это имеет значение? – продолжал неторопливо Виер. – Вы же заметили, Брант, верно?
«Да им просто в удовольствие подначивать друг друга!» – гневно подумала Оливия.
Она стояла у двери, подслушивая разговор своих подчиненных и ровным счетом ничего не могла сделать, чтобы его прекратить.
– Красные, – ответил Брант Виеру.
– Совершенно верно. Вы молодец, что заметили. Похоже, лейтенанту Эвансу по душе только один цвет глаз. И это красный.
– Да, я заметил, – пробормотал Брант едва слышно.
– …Заблудились, лейтенант Эванс?
Оливия подскочила на месте, развернулась, рука от испуга сама вскинулась вверх, отдавая честь.
– Так точно, сэр! – звонко отпечатала она.
Дверь позади распахнулась, Брант над самым ухом вопросительно произнес:
– Майор Майлз? Лейтенант Эванс?
Майлз все слышал, в этом не было никакого сомнения. Оливия смело смотрела прямо ему в глаза. Он пытался рассердиться на нее, она видела это, но у него не получалось. Все вытесняло изумление. Открытый, словно все его чувства лежали у нее на ладони, Майлз тщетно скрывал интерес.
– Лейтенант Брант, – он отвел от нее взгляд и посмотрел поверх ее головы на Бранта, – будьте так добры, проводите лейтенанта Эванса, – снова взгляд на нее, – в гостевой корпус.
– Да, сэр. Лейтенант Эванс?
Она снова отдала честь и, лихо разворачиваясь на каблуках, послала Майлзу мимолетную улыбку – покрасней, майор! да! вот так! А потом послушно отправилась за Брантом.
@темы: TV-2 (Brotherhood), Майлз/Оливия Мира Армстронг, Фанфикшен-автор
-
-
06.05.2012 в 14:34Оливии, похоже, не сладко придется, пробиваясь к сердцу Майлза
Очень нравится, как вы представили своих персонажей, их судьбы и характеры вызывают интерес не меньше, чем история главных героев.
И еще совсем внезапно вспомнился сериал "Пещера золотой розы"-
-
06.05.2012 в 17:46Я им много буковок уделила, переживаю...
loz8883, Пещера золотой розы - одна из любимых сказок. Вспомнилась вам - каким боком-то???
-
-
06.05.2012 в 17:59Пещера золотой розы - одна из любимых сказок. Вспомнилась вам - каким боком-то??? из-за переодеваний главных героинь в "мужскую шкуру"
-
-
06.05.2012 в 18:09О как! А меня не покидает ощущение, что я "Гусарскую балладу" переписываю
-
-
06.05.2012 в 18:15-
-
08.05.2012 в 19:29Я им много буковок уделила, переживаю...
Мне тоже кажется, что сочно прописанные новые персонажи это хорошо. Все-таки главные герои живут в мире и социуме и приятно когда вокруг них личности, а не марионетки)
А вообще дело потихоньку начинает раскручиваться я смотрю) Вперед, Оливия.
И еще очень метафора с вином понравилась-
-
08.05.2012 в 21:22Спасибо.
Я старалась.