Название: Игра в догонялки
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Предыдущие главыГлава первая. Побег
Глава вторая. Женсовет
Глава третья. Безумие оранжевого цвета
Глава четвертая. Преображение
Глава пятая. Волчья команда
Глава шестая. Границы одиночества
Глава седьмая. Прикосновение
Глава восьмая. НетерпениеГлава восьмая. Нетерпение
1.
Оливию нестерпимо тянуло вверх. Пешком по лестницам, забивая дыхание усталостью, гнать себя ввысь, к небу, пропитанному снежным запахом, к огромному черно-белому пространству, чтобы остановиться уже на крепостной стене, усесться на самом краю, свесить вниз ноги и выдохнуть весь этот бесконечный день, все то счастье, весь восторг, чтобы выкричаться в ледяной яростный ветер и наконец-то поверить.
Она едва-едва удерживала себя на месте, закручивая эмоции в клубок, ненавидя бумажные дела, серые стены бухгалтерии, снующих туда-сюда суетливых подчиненных. Она заставляла себя не думать о Майлзе, не вспоминать, не сейчас, потом, вечером, ночью…
Перед тем, как уйти, он повернулся к ней лицом, прижался лопатками к двери и, не отрывая от нее расширенных, недоверчивых глаз, сказал:
– Я готов попробовать.
Ее замутило, внезапно закружилась голова. Не поддаваясь, Оливия дерзко тряхнула косичками:
– Попробовать что? Поцелуи по углам?
Он облизнул враз пересохшие губы:
– На ваш выбор, лейтенант Эванс.
Она позволила себе торжествующую улыбку:
– Завтра, майор Майлз.
Он громко сглотнул, кадык на шее дернулся. Низ живота Оливии свело от желания – подбежать, потеряв голову, вцепиться, наклонить к себе – и вырвать, сцеловать с тонких губ безумно пьянящий запах.
Она неподвижно стояла, тяжело опираясь о край стола, и смотрела на Майлза, не скрываясь и не прячась. Исподлобья, как перед атакой, безо всякой нежности, напряженная, яростная, злая. Неприкрытое чувство собственности искажало ее лицо притягательной в своей некрасивости гримасой. Все, что было в ней настоящего – она выставила перед Майлзом, словно обнажила клинок и с размаху ткнула острием ему в лицо.
«На, смотри! Это я!»
Она отпустила на волю все свои желания, всю жажду обладания, все одиночество, швырнула ему под ноги ярким прыгучим бисером – чувства полыхнули в ее глазах, отражаясь, как в зеркале – в его!
«Я хочу тебя!»
Майлз отшатнулся бы от нее, если бы не упирался в дверь, но только откинул назад голову и стукнулся затылком. Он задыхался в лавине ее чувств, но не прекращал их поток – не уходил, мучительно дожидаясь, пока она смилуется над ним, вспомнит о нем и прекратит давить. Он пережидал, безропотно поддаваясь ее взгляду, паника в его глазах оседала, плавилась под льющимся напором и сменялась смирением.
Оливия вдруг очень четко поняла, что подавляет его, а он принимает это и меняется. Прямо здесь, сейчас перестраивается под нее, под ее чувства и желания.
Испуг ярко вспыхнул в ее глазах, Майлз вздрогнул, уловив перемену, облегченно расслабился. И не успела Оливия даже сделать попытку извинения, как он слабо улыбнулся, проговорил:
– Завтра.
И закрыл дверь с той стороны.
…Она не пошла обедать. Вместо этого рванула наверх, надменно игнорируя попадавшихся на пути бриггсовцев. Она вела себя, как дома, и никто не посмел ее остановить, когда она шагнула на лестницу и загрохотала сапогами по ступеням. Она вывалилась из дверей, со стоном подставляя под холодный воздух разгоряченное лицо. Руки покраснели еще на последних пролетах лестницы, мороз пробрался под мундир, ветер вцепился в штанины, стремясь их сорвать, заплетенные в веревочки волосы вздыбились, обжигая хлесткими ударами.
На ней не было теплых вещей, холод согнал ее с любимого места на краю. Она не желала идти вниз, чувства кипели в груди, и она жадно вдыхала колкий ледяной воздух. Она спряталась в нишу между лифтами и лестницей, присела на корточки, привалившись спиной к стене и сложив руки на коленях. Ветер снаружи визжал в отчаянии, что не может до нее добраться. А Оливия неподвижно замерла, невидимая и недоступная, чтобы через несколько минут соревноваться в спокойствии с вечным северным снегом.
Она смотрела в зиму, и почему-то видела лето. Воспоминание – как ощущение – пришло само собой и принесло с собой понимание.
«Как глина», – подумала она.
Она закрыла глаза и вспомнила, как девочкой на одном из морских курортов строила замки из песка. И была она к тому времени уже не маленькая… Ах да! Она играла с Кэтрин. Добросовестно сгребала песок, укладывала его, выстраивая что-то похожее на дом. Кэтрин была в восторге. А Оливия с каждой рассыпавшейся башенкой и рухнувшим подземельем ярилась, как драконица. Пока не зашвырнула в море ярко-красное ведерко, не наорала на заревевшую сестру и не проигнорировала удивленные глаза Алекса. Она бы и от мамы убежала.
– Это всего лишь песок, – сказала мама, крепко удерживая дочку за упорно выдергиваемую ладонь.
– Я хочу купаться! – крикнула Оливия, стремясь убежать.
– А вот есть глина… – протянула мама самым секретным из всех секретных голосов.
Оливия остановилась, распахнув глаза во всю ширь. Слово ей было незнакомо.
– Глина?
Она больше не упиралась и не вырывалась, и мама потянула ее за руку, как трехлетку:
– Идем.
Глина не рушилась. Может, память о том дне и потускнела, и Оливия уже слабо помнила, где именно жил гончар, к которому она пришла вместе с мамой, и какой у него был дом, и как он сам выглядел. Зато она отчетливо помнила гончарный круг, бликующий на свету, вазу, которая выросла из неопрятного куска, как цветок – живой, искристый, порывистый. И саму глину в пальцах – тяжелую, совсем не похожую на песок. Оливия помнила, как мяла в руках маленький кусочек – и он отзывался на каждую прихоть ее ладошек. Шарик, кружочек, змейка, лодочка. Он прогибался, изгибался, плющился и скомкивался по ее желанию. И в то же время оставался целым – цельным, как и вначале.
Как Майлз.
Оливию испугало то, как он поддался ей. Как потянулся и раскрылся, ничего взамен не потребовав. Вкус его губ до сих пор дрожью проникал под кожу. Оливия мягко провела языком по своим губам, вспоминая. Майлз оказался податливым до отчаяния. Воспоминание о том, как он чуть ли не плавился под ее взглядом, кружило голову и нагоняло шокирующие мысли.
«Интересно, он выполнит любое мое желание?»
Наверное, ветер все-таки нашел, как забраться в ее убежище, потому что Оливию пробрало холодом до самых костей. Она вскочила, выбежала под открытое небо, и дальше – к лестнице, спускаясь вниз и сдерживая свои фантазии стремительными движениями.
Она всегда была осторожна в своих желаниях. Если знаешь, что нельзя – даже не думай об этом. Жаль, что чувства разумом не утихомирить.
После яростной юношеской влюбленности в ее жизни не раз появлялись мужчины. Реагировала она на них уже не настолько ярко. И почти ничего не ждала. Наученная водопадом озлобленных слез, криком, ненавистью, она стала равнодушной к мужским требованиям. Если они не совпадали с ее желаниями, отношения рушились в один момент. Будучи молодой, жизнелюбивой и радостной, она попробовала прогнуться под требования своего любовника. Она честно выдержала почти год, после которого навалилась дикая депрессия. Разочарование вышибло из нее всю любовь и доверие, оставив черную озлобленность. Все последующие отношения строились цинично и даже грубо. Никому она не позволяла заглянуть в себя, но никто особо и не хотел. Она выставила на всеобщее обозрение себя – Снежную королеву, и успешно отпугивала всех, кто мог подумать о ней, как об обычной женщине.
Она привыкла сама обращать внимание на противоположный пол. Она привыкла сама выбирать себе партнера – на вечер или на месяц. И она не привыкла к отказам.
Майлз первый ей отказал. И оказалось, что это болезненно. Сегодня же он от нее ничего не потребовал, наоборот, позволил вторгнуться в свою жизнь – пусть пока только до завтра, но он не стал обдумывать, не стал раздуваться от гордости, просто взял и впустил.
2.
На ужине Оливия поняла, что просчиталась. Пока неугомонный Сташек что-то вещал ей в ухо, она смотрела в тарелку, тупо ковыряясь вилкой, и не решалась поднять голову. Внезапное решение поддразнить Майлза и заставить его нетерпеливо ждать завтрашнего дня отрикошетило по ней самой.
«Почти пятнадцать часов до встречи, – тоскливо поняла она, – пятнадцать часов нервного ожидания. Что я буду делать, если он передумает?»
Она оттолкнула от себя тарелку и схватила кружку с чаем. От резкого движения кипяток выплеснулся ей на руку, и Оливия зашипела, перехватывая кружку другой рукой и усиленно тряся пострадавшей.
– Ой, Эванс, – воскликнул Сташек, – держите салфетку!
Она приняла у него салфетку.
– Дайте я ваш чай подержу!
– Отстаньте, – буркнула Оливия и поставила кружку на стол.
– Как вы – в порядке?
«Ну как можно сочувствовать настолько непереносимо?!»
– Да.
Оливия смяла салфетку в руках, примеряясь, куда бы ее швырнуть. Сташек попытался выхватить ее со словами:
– Эванс, позвольте я…
Оливия вскипела:
– Сташек! Да отстаньте же от меня!
Он отпрянул, с удивлением разглядывая ее. Несколько человек от соседнего стола обернулись на вскрик, и Оливия пристыженно прикрыла рукой вдруг вспыхнувшее лицо.
– Хм, – вполне вменяемо вдруг сказал Сташек, – вы, случайно, не переживаете, что запороли мою вчерашнюю работу?
Ощущение близкого разоблачения всколыхнуло кровь, и Оливия, моментально отбрасывая эмоции, медленно подняла голову, чтобы посмотреть на Сташека. Она даже брови приподняла в удивлении:
– Я что сделал?
– Подправили планы крепости.
Он говорил настолько убежденно, что Оливия с внезапным восторгом даже не стала оправдываться.
Сташек не спрашивал. Похоже, он вычислил ее еще в середине дня, а может, и раньше, когда расстилал планы перед Вольфом, или когда ползал у дверей на коленях. Глядя на его отрешенное лицо, Оливия готова была поверить даже в последнее. Сташек не задавался вопросами, что произошло, он уже это знал, а интересовался только – почему. Он не выказывал ни обиды, ни злости, ни раздражения. Одно лишь любопытство.
– Что? – протянула Оливия изумленно.
– Нда, – сказал Сташек, – жаль. А было бы здорово понять, откуда вы узнали о лаборатории рядом с жилыми корпусами.
– Вы несете какой-то бред, – понижая голос, сказала Оливия.
Сташек ни на мгновение не встревожился и не смутился.
– Почему? – с легкой обидой спросил он.
– Если я правильно вас понял, – сказала Оливия, чувствуя, как дрожь предвкушения пробирает до костей, – кто-то саботировал вашу работу?
Сташек мигнул, прозревая.
– Кроме вас к моей работе не было доступа ни у кого. Саботаж? Какое-то… слишком громкое слово, вам так не кажется?
– Разве ни у кого? А чай вам кто приносил? А уносил?
Сташек крепко задумался, потом покачал головой:
– Ну что вы выдумываете, Эванс. Кроме вас – никто! Не хотите признаваться, так и скажите.
Он обиженно поджал губы и даже на мгновение отвернулся.
– Я просто хотел, чтобы вы не переживали по таким пустякам, – пробормотал он в сторону, – а вы – саботаж, саботаж!..
– Я никакого отношения не имею к той напраслине, что вы на меня сейчас возводите, – отчетливо произнесла Оливия, усиленно давя в себе неуместный хохот, – но, лейтенант Сташек, честное слово, настроение вы поднимать умеете, как никто другой.
Он стремительно обернулся, и она, словно нечаянно, ему улыбнулась.
Вполне удовлетворенный, Сташек перестал дуться, как ребенок, и снова занялся ужином.
Незначительная пикировка взбудоражила Оливию, привнесла в ее чувства бесшабашности и дерзости. Она смело нашла взглядом Майлза, дождалась, когда он посмотрит на нее. А потом непринужденно поднесла ко рту чайную ложечку и медленно, высунув язык, ее облизала. Майлз подавился воздухом, как выброшенная на берег рыбина, краснея и совершенно не скрывая своего смущения. Сидящий рядом Брант что-то ему сказал, Майлз резко ответил, и по тому, как Брант наклонил голову и в притворном отчаянии закрыл лицо руками, Оливия предположила, что Майлз его послал.
Она поднялась из-за стола, Майлз вскочил одновременно с ней. Они почти столкнулись в дверях, Оливия юркнула вперед, Майлз шагнул следом, ухватил ее за локоть, толкнул к стене. Она запрокинула голову, без страха вглядываясь в его шальные глаза. Из столовой вышли несколько человек, покосились на них, но прошли мимо. Майлз на чужое внимание даже бровью не повел.
– Эванс… – выдавил он из себя.
Оливия хмыкнула:
– Эк вас проняло, майор. Я и не ожидал.
Он с силой впечатал кулак в стену, почти задев одну из косиц – Оливия не вздрогнула, только холодно улыбнулась.
– Что с вами, майор? Голову теряете? – Она привстала на цыпочки, оттолкнулась от стены и прямо ему в рот зашипела: – Не верю! Я ведь совершенно не в вашем вкусе…
– Именно, – перебил ее Майлз, наклоняясь и практически касаясь ее губ своими. – Черт бы вас побрал, Эванс! Вы правы на все сто! Вы абсолютно не в моем вкусе – мелкий, язвительный заморыш! У меня никогда не было такого, как вы…
Она вывернулась, отодвинулась по стене в сторону.
– Вот как! – протянула едко. – Так вы от избытка любопытства клюнули…
– Прямо сейчас, – непререкаемым тоном заявил Майлз.
– …на незнакомца, – словно не слыша, пропела Оливия.
Он попытался снова схватить ее за локоть, но она нырнула ему под руку и оказалась у него за спиной. Он развернулся, она отпрыгнула от него и с угрозой произнесла:
– Мы договорились. Завтра.
– Сейчас, – ответил он. – Я не буду ждать.
– Еще как будете, – уверенно заявила Оливия. – Не надо думать, что знаете меня лучше всех, майор, не гребите меня под общую гребенку со всеми своими партнерами. Обещаю – таких, как я, вы не встречали. Я хочу, чтобы вы всю ночь провертелись, изнывая от неизвестности. Пофантазируйте-ка, майор – это развивает воображение.
Краем глаза она заметила, что из столовой вышел Брант и остановился у дверей, напряженно наблюдая за ними. Майлз тут же стушевался, выпрямился, заложил руки за спину.
Оливия зло передернула плечами.
– Спокойной ночи!
Она быстрым шагом рванула прочь, успев услышать, как Брант насмешливо бросил:
– Не заплутайте, Эванс.
Оливия засыпала с улыбкой на губах – Майлз посмел огрызнуться. А она победила его в крошечной битве характеров.
Все будет хорошо.
Завтра.
3.
Утро началось с нагоняя.
Вольф, безобразно надменный, сделал ей публичный выговор за то, что она не успела прошерстить все документы, а остановилась на последних двух месяцах.
Оливия мужественно пропустила мимо ушей все оскорбления в свой адрес. Она чуть не танцевала в нетерпении побыстрее оказаться подальше от Вольфа. И поближе к Майлзу.
– Да, сэр! – с рвением соглашалась она со всеми указаниями Вольфа, и в конце концов он метнул на нее такой испепеляющий взгляд, что она наконец-то поняла, что перегибает палку.
Она примчалась в бухгалтерию и только там осознала, что Вольф приказал вернуться к документам прошлого года и еще раз проверить несколько дат.
Работа не сумела ее захватить. Она нервничала, не хотела сосредотачиваться, хотела думать только о предстоящей встрече.
В обед вместо Майлза появился Брант. Он принес ей папку с секретарскими журналами, впихнул в руки и сказал:
– Через два часа. У входа в столовую.
У нее хватило самообладания на сарказм:
– Сводничеством занимаетесь, лейтенант?
Он отозвался с показным равнодушием:
– В Бриггсе так легко замерзнуть насмерть, Эванс. Не боитесь заблудиться в нежилых корпусах?
– И не надейтесь, – сказала она, – крысы найдут дорогу даже с тонущего корабля.
Он хмыкнул и ушел.
Оливия еще какое-то время держала в руках бумаги, пока не пришла к выводу, что сегодня поработать ей не судьба и лучше расслабиться и напрячь бухгалтерию принести ей внеочередной кофе.
Как ни странно, при виде неподвижно ожидающего ее Майлза мандраж испарился. Ровной походкой Оливия приблизилась к нему и официально отрапортовала:
– Лейтенант Эванс прибыл по вашему приказанию, сэр!
Майлз кинул на нее невозмутимый взгляд, кивком пригласил следовать за собой и повел в сторону производственных помещений.
Идти за человеком, который обычно сам находился у нее за спиной, было странно. И весело. Нестерпимо хотелось наступить ему на пятки.
– В это время здесь никого не бывает, – сказал Майлз, распахивая перед ней дверь.
Оливия шагнула внутрь, быстро ориентируясь.
– Это что, какая-то дежурная подсобка?
Он запер за ними дверь, у Оливии свело живот от одной мысли, что они наедине и что Майлз-то сильнее.
– Почти, – небрежно отозвался Майлз, опуская ключ от двери в карман. – Главное – здесь есть отопление, душевая и диван.
Он попытался дотронуться до Оливии, но она, словно не заметив, шагнула вперед, разглядывая комнату. Майлз не стал за ней гнаться, видимо, решил, что никуда лейтенант Эванс от него не денется. А Оливия неторопливо обошла комнату по периметру, на ходу комментируя все, что видела:
– Швабры, ведра – вроде понятно, а стол зачем – письма писать?
– Чай пить.
– …сидя на диване.
Она распахнула створки шкафа и разочарованно протянула:
– Я думал, здесь спецодежда будет.
– Не обязательно.
– …но это…
Она вытянула ворох замков-ключей-цепей и громыхнула им об пол.
– Вы уверены, что это не пыточная?
– Оставьте в покое шкаф…
– … точно! Мне же стоит обратить внимание на диван! Кстати, майор, что вас сегодня так задержало? Я думал, что вы с самого утра мне проходу не дадите. Учитывая ваше вчерашнее нетерпение…
– Дела, – откликнулся Майлз.
– Дела – это очень хорошо. Без дел жизнь совершенно скучная… И что за дела?
– Вас не касаются, Эванс.
– Что, правда? – фальшиво удивилась Оливия.
Она вернулась к шкафу и принялась из общей кучи выдирать отдельно замки, отдельно цепи, а каждому ключу искать свою скважину.
– А мне кажется, что у вас сейчас дела исключительно одного характера, и меня они очень даже касаются…
– Лучше бы вам казалось, что вы испытываете мое терпение!
Оливия выдернула самую длинную цепь в то же мгновение, когда Майлз шагнул к ней, чтобы схватить за шкирку. Цепь вжикнула в воздухе. Майлз едва успел отшатнуться, впрочем, в быстроте его реакции можно было и не сомневаться.
Оливия прекратила крутить запястьем, и цепь веревкой провисла до самого пола, звякнув в резко наступившей тишине.
– Осторожно, Майлз, – холодно прошелестела Оливия.
Они еще с полминуты стояли друг против друга. В глазах Майлза пылал красный огонь – Оливия, как завороженная, не могла отвести от него взгляда.
В конце концов Майлз сдался. Он уселся на диван – старый кожаный обшарпанный диван, Оливия уразуметь не могла, откуда такое допотопное чудовище взялось в ее крепости – и ответил на все ее вопросы разом:
– Сегодня я сопровождал Вольфа и всю его компанию на испытательный полигон. Наш главный инженер, капитан Виер, демонстрировал дальность танковых пушек. Вам полезна эта информация, Эванс?
– Конечно, – не стала отпираться Оливия. – Сташек был с вами?
– Да.
– Что Вольф у него спрашивал?
– Вы смеетесь? Вольф его игнорировал!
– Правда? Вот глупец – Сташека нужно холить и лелеять. Майлз, сделайте доброе дело, а? Завербуйте Сташека, а то он все, что вслух не произнес, завтра в отчетах напишет.
Майлз подавился смешком:
– Эванс, вы всерьез?
– Всерьез-всерьез. Вольф без Сташека в жизни не разберется в Бриггсе. Мне показалось, что ваш Виер это уже отлично понял.
– Я приму ваши слова к сведению. Этого довольно?
– Вполне. Мои соображения за сегодня вас интересуют?
– Говорите уже…
– В прошлом году, в середине лета при полигонных испытаниях были повреждены три пушки, по документам их списали на запчасти в лабораторию.
– И что? Обычное дело. Бриггс специализируется на порче всяческого непригодного оборудования.
– Я не знаю, о чем думает Вольф, но лично мне в голову пришло, что летом прошлого года произошло восстание в Лиоре. Вот только не знаю, были ли там замечены пушки… Может, пробьете по своим высоким каналам?
Майлз сразу ничего не ответил. Оливия не спеша, аккуратно переступая громоздкими сапогами с пятки на носок, зашла с тыльной стороны дивана и остановилась, разглядывая светлую макушку.
– Эванс, – недоверчиво сказал Майлз, – у вас очень богатое воображение… знаете ли…
Он беспомощно запнулся и развел руками.
Оливия потянулась вперед и дотронулась до фейерверка волос.
– Но ведь Вольф что-то хочет найти, правда? – тихо поинтересовалась она.
Майлз застыл.
Оливия медленно обхватила ладонью торчащий короткий хвостик и потянула на себя и вниз. Майлз безропотно откинул голову.
– У тебя волосы, как проволока, – прошептала Оливия.
Он попытался улыбнуться. Получилось слишком нервно, кончики губ задрожали, складываясь в умоляющую линию.
Оливия выпустила его волосы, положила руку ему на плечо, притягивая к себе. Из другой руки со слабым звоном выскользнула цепь, змеей сворачиваясь у ног.
Майлз шевельнул губами. Без единого звука, словно воздух в легких вдруг кончился. Оливия сама не заметила, как наклонилась. Майлз потянулся к ней, поднял вверх руки, легонько обнял за шею. И было непонятно, кто кого поцеловал. Невесомо, нежно, бережно. Губы порхали над губами, слегка прихватывая, прикусывая, посасывая. Языки изредка сталкивались, гладили друг друга. Сладкие, горячие, осторожные.
Оливия пила мягкость тонких губ. Обжигающее дыхание Майлза влажно пахло сладким чаем, и, вдыхая его, Оливия постепенно теряла голову.
Мысли в голове играли в чехарду. Ощущения переселялись в низ живота, в груди подскакивало сердце каждый раз, когда язык касался краешка чужих зубов – зубы должны кусаться, почему же эти-то такие нежные!
Когда предательски подкосились руки, и Оливия чуть было не рухнула сверху на Майлза, ей с трудом удалось вернуть себя в рамки разумности. Она устояла на ногах, оторвалась от мучительно мягких губ, немного отстранилась. Майлз все так же придерживал ее за шею и, запрокинув голову, вглядывался в ее лицо широко распахнутыми глазами. Оливия не стала выбираться из легкого объятия, тяжесть его рук на шее была приятна.
– Отдай мне ключ, пожалуйста, – попросила Оливия.
Майлз нервно облизнул губы, в его глазах промелькнуло беспокойство и тут же исчезло, сменившись желанной покорностью, от которой Оливию моментально вогнало в дрожь, в стремление снова приникнуть к горячему рту и никогда – никогда больше! – от него не отрываться.
Майлз отпустил ее шею, трясущейся рукой потянулся к поясу, достал ключ и отдал Оливии.
– Молодчина, – прошептала Оливия, снова наклоняясь и целомудренно целуя его в щеку.
Кожа оказалась мягкой и такой же притягательной, как и губы, как Майлз – податливая, искушающая, нежная.
Оливия выпрямилась. В одной руке она зажимала ключ, на вторую наматывала с пола цепь.
– Пойдем со мной.
– Почему? – хрипло спросил Майлз.
– Мне здесь не нравится.
– А мне – нравится.
– Не упрямься, – уговаривая, как ребенка, сказала Оливия, – помнишь, вчера, ты сам сказал, что выбираю я? А это место выбрал ты. И меня не спросил.
Он вдруг согнулся на диване, сгорбившись, закрыв лицо руками, и глухо спросил:
– Что, по-твоему, ты делаешь?
Оливия обошла диван и остановилась напротив Майлза.
– Я устанавливаю правила.
Он горько хмыкнул в ладони:
– Секс по правилам?
– По моим правилам. Или ты забыл, что я особенный? Таких, как я, у тебя никогда не было.
Майлз поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза:
– Нет, я помню, но иногда ты меня пугаешь. Я… мне тяжело тебе возразить.
Оливия серьезно кивнула:
– Я знаю. Я вижу. И… вообще-то, мне это не нравится. Я постараюсь осторожно, хорошо? И ты всегда можешь отказаться. Но правила – обязательны. Мы договоримся?
Он молчал, только смотрел ей в лицо, запрокинув голову – над наглухо застегнутым мундиром шея казалась совершенно беззащитной.
– Прошу тебя, – выдавила Оливия.
Майлз тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана:
– Итак, правила.
– Номер один. Правила устанавливаю я. А ты им подчиняешься – и тогда мы продолжаем, или нет – но тогда мы сразу все прекращаем, расходимся безо всяких обид. Как тебе – приемлемо?
– К моему мнению ты намерен прислушиваться?
– Обязательно.
– А прямо сейчас?
– Конечно. Достаточно попросить.
– Я хочу остаться здесь.
Она не ответила, и Майлз, запинаясь, сказал:
– Прости, что принял решение, не предупредив тебя. Я прошу тебя – давай мы никуда не будем уходить.
– Ну да, здесь тепло, диван и душ. А еще дверь запирается на замок, и коридоры, по которым в это время никто не ходит. Думаешь, раз ты больше, то сильнее?
– Я ничего подобного не имел в виду!...
– Так я тебе и поверил! Зачем ты забрал ключ, когда запер дверь?!
– Конечно же, чтобы ты не удрал! Ты прекрасно это понимаешь. Теперь ключ у тебя. Ну же – ты уходишь? Или мы уходим? Или все-таки остаемся?
Оливия небрежно кинула ключ ему на колени:
– Верни на место. Можешь дверь не отпирать.
Майлз с готовностью подчинился. Поднялся – два шага вперед, скрежет замка, два шага назад, – и после секундной заминки, снова опустился на диван. Посмотрел на Оливию снизу вверх и, нервничая, спросил:
– Что дальше?
– Правило номер два.
Оливия снова обогнула диван, оказавшись у Майлза за спиной. Он проводил ее глазами, положил голову на спинку, чтобы видеть ее.
– Вытяни руки, – понизив голос до шепота, попросила она.
Майлз, не отводя взгляда, поднял руки. Оливия медленно и осторожно начала наматывать на скрытые манжетами запястья концы цепи.
– Что ты делаешь? – с тщательно скрываемым беспокойством спросил Майлз.
– Хочу, чтобы ты запомнил второе правило, – она прямо встретила его взгляд. – Ты всегда волен сказать «нет», и я тут же остановлюсь. Мне сделать это? Мне остановиться?
– Нет, продолжай пока.
– Хорошо.
Она обвила цепью его руки, достаточно слабо, при желании, из нее легко можно было выпутаться. Свободный конец цепи Оливия потянула вниз и замотала на ножку дивана. Майлз все так же сидел, запрокинув голову и внимательно наблюдая за ней. Он разрешил ей почти до боли завернуть назад руки и время от времени сжимал и разжимал ладони.
Оливия наклонилась.
– Правило номер два, – сказала она. – Ни при каких обстоятельствах я не разрешаю тебе ко мне прикасаться. Никогда, ни единым пальцем. Понятно?
Он закрыл глаза, как будто спрятался, и Оливию от пяток до затылка пробил панический страх, что она все-таки переборщила со своими желаниями. Она судорожно рванула на себе ворот, железная пуговица отскочила, забренчала по железному полу. Майлз вздрогнул и открыв глаза, посмотрел прямо на нее.
– Иди ко мне, – сказал он.
Не властно и не покорно. Взвешенно, разумно и спокойно.
– Мне все понятно, Эванс. Я готов. Иди ко мне.
В очередной раз обходя чертовый диван, Оливия думала, что этот мужчина ей нужен. Она забралась к нему на колени с ногами, села на пятки, а круглыми коленками уперлась ему в низ живота.
…Она никогда в жизни не думала, что может так испугаться. Потерять его.
Как легко она может его потерять.
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Предыдущие главыГлава первая. Побег
Глава вторая. Женсовет
Глава третья. Безумие оранжевого цвета
Глава четвертая. Преображение
Глава пятая. Волчья команда
Глава шестая. Границы одиночества
Глава седьмая. Прикосновение
Глава восьмая. НетерпениеГлава восьмая. Нетерпение
1.
Оливию нестерпимо тянуло вверх. Пешком по лестницам, забивая дыхание усталостью, гнать себя ввысь, к небу, пропитанному снежным запахом, к огромному черно-белому пространству, чтобы остановиться уже на крепостной стене, усесться на самом краю, свесить вниз ноги и выдохнуть весь этот бесконечный день, все то счастье, весь восторг, чтобы выкричаться в ледяной яростный ветер и наконец-то поверить.
Она едва-едва удерживала себя на месте, закручивая эмоции в клубок, ненавидя бумажные дела, серые стены бухгалтерии, снующих туда-сюда суетливых подчиненных. Она заставляла себя не думать о Майлзе, не вспоминать, не сейчас, потом, вечером, ночью…
Перед тем, как уйти, он повернулся к ней лицом, прижался лопатками к двери и, не отрывая от нее расширенных, недоверчивых глаз, сказал:
– Я готов попробовать.
Ее замутило, внезапно закружилась голова. Не поддаваясь, Оливия дерзко тряхнула косичками:
– Попробовать что? Поцелуи по углам?
Он облизнул враз пересохшие губы:
– На ваш выбор, лейтенант Эванс.
Она позволила себе торжествующую улыбку:
– Завтра, майор Майлз.
Он громко сглотнул, кадык на шее дернулся. Низ живота Оливии свело от желания – подбежать, потеряв голову, вцепиться, наклонить к себе – и вырвать, сцеловать с тонких губ безумно пьянящий запах.
Она неподвижно стояла, тяжело опираясь о край стола, и смотрела на Майлза, не скрываясь и не прячась. Исподлобья, как перед атакой, безо всякой нежности, напряженная, яростная, злая. Неприкрытое чувство собственности искажало ее лицо притягательной в своей некрасивости гримасой. Все, что было в ней настоящего – она выставила перед Майлзом, словно обнажила клинок и с размаху ткнула острием ему в лицо.
«На, смотри! Это я!»
Она отпустила на волю все свои желания, всю жажду обладания, все одиночество, швырнула ему под ноги ярким прыгучим бисером – чувства полыхнули в ее глазах, отражаясь, как в зеркале – в его!
«Я хочу тебя!»
Майлз отшатнулся бы от нее, если бы не упирался в дверь, но только откинул назад голову и стукнулся затылком. Он задыхался в лавине ее чувств, но не прекращал их поток – не уходил, мучительно дожидаясь, пока она смилуется над ним, вспомнит о нем и прекратит давить. Он пережидал, безропотно поддаваясь ее взгляду, паника в его глазах оседала, плавилась под льющимся напором и сменялась смирением.
Оливия вдруг очень четко поняла, что подавляет его, а он принимает это и меняется. Прямо здесь, сейчас перестраивается под нее, под ее чувства и желания.
Испуг ярко вспыхнул в ее глазах, Майлз вздрогнул, уловив перемену, облегченно расслабился. И не успела Оливия даже сделать попытку извинения, как он слабо улыбнулся, проговорил:
– Завтра.
И закрыл дверь с той стороны.
…Она не пошла обедать. Вместо этого рванула наверх, надменно игнорируя попадавшихся на пути бриггсовцев. Она вела себя, как дома, и никто не посмел ее остановить, когда она шагнула на лестницу и загрохотала сапогами по ступеням. Она вывалилась из дверей, со стоном подставляя под холодный воздух разгоряченное лицо. Руки покраснели еще на последних пролетах лестницы, мороз пробрался под мундир, ветер вцепился в штанины, стремясь их сорвать, заплетенные в веревочки волосы вздыбились, обжигая хлесткими ударами.
На ней не было теплых вещей, холод согнал ее с любимого места на краю. Она не желала идти вниз, чувства кипели в груди, и она жадно вдыхала колкий ледяной воздух. Она спряталась в нишу между лифтами и лестницей, присела на корточки, привалившись спиной к стене и сложив руки на коленях. Ветер снаружи визжал в отчаянии, что не может до нее добраться. А Оливия неподвижно замерла, невидимая и недоступная, чтобы через несколько минут соревноваться в спокойствии с вечным северным снегом.
Она смотрела в зиму, и почему-то видела лето. Воспоминание – как ощущение – пришло само собой и принесло с собой понимание.
«Как глина», – подумала она.
Она закрыла глаза и вспомнила, как девочкой на одном из морских курортов строила замки из песка. И была она к тому времени уже не маленькая… Ах да! Она играла с Кэтрин. Добросовестно сгребала песок, укладывала его, выстраивая что-то похожее на дом. Кэтрин была в восторге. А Оливия с каждой рассыпавшейся башенкой и рухнувшим подземельем ярилась, как драконица. Пока не зашвырнула в море ярко-красное ведерко, не наорала на заревевшую сестру и не проигнорировала удивленные глаза Алекса. Она бы и от мамы убежала.
– Это всего лишь песок, – сказала мама, крепко удерживая дочку за упорно выдергиваемую ладонь.
– Я хочу купаться! – крикнула Оливия, стремясь убежать.
– А вот есть глина… – протянула мама самым секретным из всех секретных голосов.
Оливия остановилась, распахнув глаза во всю ширь. Слово ей было незнакомо.
– Глина?
Она больше не упиралась и не вырывалась, и мама потянула ее за руку, как трехлетку:
– Идем.
Глина не рушилась. Может, память о том дне и потускнела, и Оливия уже слабо помнила, где именно жил гончар, к которому она пришла вместе с мамой, и какой у него был дом, и как он сам выглядел. Зато она отчетливо помнила гончарный круг, бликующий на свету, вазу, которая выросла из неопрятного куска, как цветок – живой, искристый, порывистый. И саму глину в пальцах – тяжелую, совсем не похожую на песок. Оливия помнила, как мяла в руках маленький кусочек – и он отзывался на каждую прихоть ее ладошек. Шарик, кружочек, змейка, лодочка. Он прогибался, изгибался, плющился и скомкивался по ее желанию. И в то же время оставался целым – цельным, как и вначале.
Как Майлз.
Оливию испугало то, как он поддался ей. Как потянулся и раскрылся, ничего взамен не потребовав. Вкус его губ до сих пор дрожью проникал под кожу. Оливия мягко провела языком по своим губам, вспоминая. Майлз оказался податливым до отчаяния. Воспоминание о том, как он чуть ли не плавился под ее взглядом, кружило голову и нагоняло шокирующие мысли.
«Интересно, он выполнит любое мое желание?»
Наверное, ветер все-таки нашел, как забраться в ее убежище, потому что Оливию пробрало холодом до самых костей. Она вскочила, выбежала под открытое небо, и дальше – к лестнице, спускаясь вниз и сдерживая свои фантазии стремительными движениями.
Она всегда была осторожна в своих желаниях. Если знаешь, что нельзя – даже не думай об этом. Жаль, что чувства разумом не утихомирить.
После яростной юношеской влюбленности в ее жизни не раз появлялись мужчины. Реагировала она на них уже не настолько ярко. И почти ничего не ждала. Наученная водопадом озлобленных слез, криком, ненавистью, она стала равнодушной к мужским требованиям. Если они не совпадали с ее желаниями, отношения рушились в один момент. Будучи молодой, жизнелюбивой и радостной, она попробовала прогнуться под требования своего любовника. Она честно выдержала почти год, после которого навалилась дикая депрессия. Разочарование вышибло из нее всю любовь и доверие, оставив черную озлобленность. Все последующие отношения строились цинично и даже грубо. Никому она не позволяла заглянуть в себя, но никто особо и не хотел. Она выставила на всеобщее обозрение себя – Снежную королеву, и успешно отпугивала всех, кто мог подумать о ней, как об обычной женщине.
Она привыкла сама обращать внимание на противоположный пол. Она привыкла сама выбирать себе партнера – на вечер или на месяц. И она не привыкла к отказам.
Майлз первый ей отказал. И оказалось, что это болезненно. Сегодня же он от нее ничего не потребовал, наоборот, позволил вторгнуться в свою жизнь – пусть пока только до завтра, но он не стал обдумывать, не стал раздуваться от гордости, просто взял и впустил.
2.
На ужине Оливия поняла, что просчиталась. Пока неугомонный Сташек что-то вещал ей в ухо, она смотрела в тарелку, тупо ковыряясь вилкой, и не решалась поднять голову. Внезапное решение поддразнить Майлза и заставить его нетерпеливо ждать завтрашнего дня отрикошетило по ней самой.
«Почти пятнадцать часов до встречи, – тоскливо поняла она, – пятнадцать часов нервного ожидания. Что я буду делать, если он передумает?»
Она оттолкнула от себя тарелку и схватила кружку с чаем. От резкого движения кипяток выплеснулся ей на руку, и Оливия зашипела, перехватывая кружку другой рукой и усиленно тряся пострадавшей.
– Ой, Эванс, – воскликнул Сташек, – держите салфетку!
Она приняла у него салфетку.
– Дайте я ваш чай подержу!
– Отстаньте, – буркнула Оливия и поставила кружку на стол.
– Как вы – в порядке?
«Ну как можно сочувствовать настолько непереносимо?!»
– Да.
Оливия смяла салфетку в руках, примеряясь, куда бы ее швырнуть. Сташек попытался выхватить ее со словами:
– Эванс, позвольте я…
Оливия вскипела:
– Сташек! Да отстаньте же от меня!
Он отпрянул, с удивлением разглядывая ее. Несколько человек от соседнего стола обернулись на вскрик, и Оливия пристыженно прикрыла рукой вдруг вспыхнувшее лицо.
– Хм, – вполне вменяемо вдруг сказал Сташек, – вы, случайно, не переживаете, что запороли мою вчерашнюю работу?
Ощущение близкого разоблачения всколыхнуло кровь, и Оливия, моментально отбрасывая эмоции, медленно подняла голову, чтобы посмотреть на Сташека. Она даже брови приподняла в удивлении:
– Я что сделал?
– Подправили планы крепости.
Он говорил настолько убежденно, что Оливия с внезапным восторгом даже не стала оправдываться.
Сташек не спрашивал. Похоже, он вычислил ее еще в середине дня, а может, и раньше, когда расстилал планы перед Вольфом, или когда ползал у дверей на коленях. Глядя на его отрешенное лицо, Оливия готова была поверить даже в последнее. Сташек не задавался вопросами, что произошло, он уже это знал, а интересовался только – почему. Он не выказывал ни обиды, ни злости, ни раздражения. Одно лишь любопытство.
– Что? – протянула Оливия изумленно.
– Нда, – сказал Сташек, – жаль. А было бы здорово понять, откуда вы узнали о лаборатории рядом с жилыми корпусами.
– Вы несете какой-то бред, – понижая голос, сказала Оливия.
Сташек ни на мгновение не встревожился и не смутился.
– Почему? – с легкой обидой спросил он.
– Если я правильно вас понял, – сказала Оливия, чувствуя, как дрожь предвкушения пробирает до костей, – кто-то саботировал вашу работу?
Сташек мигнул, прозревая.
– Кроме вас к моей работе не было доступа ни у кого. Саботаж? Какое-то… слишком громкое слово, вам так не кажется?
– Разве ни у кого? А чай вам кто приносил? А уносил?
Сташек крепко задумался, потом покачал головой:
– Ну что вы выдумываете, Эванс. Кроме вас – никто! Не хотите признаваться, так и скажите.
Он обиженно поджал губы и даже на мгновение отвернулся.
– Я просто хотел, чтобы вы не переживали по таким пустякам, – пробормотал он в сторону, – а вы – саботаж, саботаж!..
– Я никакого отношения не имею к той напраслине, что вы на меня сейчас возводите, – отчетливо произнесла Оливия, усиленно давя в себе неуместный хохот, – но, лейтенант Сташек, честное слово, настроение вы поднимать умеете, как никто другой.
Он стремительно обернулся, и она, словно нечаянно, ему улыбнулась.
Вполне удовлетворенный, Сташек перестал дуться, как ребенок, и снова занялся ужином.
Незначительная пикировка взбудоражила Оливию, привнесла в ее чувства бесшабашности и дерзости. Она смело нашла взглядом Майлза, дождалась, когда он посмотрит на нее. А потом непринужденно поднесла ко рту чайную ложечку и медленно, высунув язык, ее облизала. Майлз подавился воздухом, как выброшенная на берег рыбина, краснея и совершенно не скрывая своего смущения. Сидящий рядом Брант что-то ему сказал, Майлз резко ответил, и по тому, как Брант наклонил голову и в притворном отчаянии закрыл лицо руками, Оливия предположила, что Майлз его послал.
Она поднялась из-за стола, Майлз вскочил одновременно с ней. Они почти столкнулись в дверях, Оливия юркнула вперед, Майлз шагнул следом, ухватил ее за локоть, толкнул к стене. Она запрокинула голову, без страха вглядываясь в его шальные глаза. Из столовой вышли несколько человек, покосились на них, но прошли мимо. Майлз на чужое внимание даже бровью не повел.
– Эванс… – выдавил он из себя.
Оливия хмыкнула:
– Эк вас проняло, майор. Я и не ожидал.
Он с силой впечатал кулак в стену, почти задев одну из косиц – Оливия не вздрогнула, только холодно улыбнулась.
– Что с вами, майор? Голову теряете? – Она привстала на цыпочки, оттолкнулась от стены и прямо ему в рот зашипела: – Не верю! Я ведь совершенно не в вашем вкусе…
– Именно, – перебил ее Майлз, наклоняясь и практически касаясь ее губ своими. – Черт бы вас побрал, Эванс! Вы правы на все сто! Вы абсолютно не в моем вкусе – мелкий, язвительный заморыш! У меня никогда не было такого, как вы…
Она вывернулась, отодвинулась по стене в сторону.
– Вот как! – протянула едко. – Так вы от избытка любопытства клюнули…
– Прямо сейчас, – непререкаемым тоном заявил Майлз.
– …на незнакомца, – словно не слыша, пропела Оливия.
Он попытался снова схватить ее за локоть, но она нырнула ему под руку и оказалась у него за спиной. Он развернулся, она отпрыгнула от него и с угрозой произнесла:
– Мы договорились. Завтра.
– Сейчас, – ответил он. – Я не буду ждать.
– Еще как будете, – уверенно заявила Оливия. – Не надо думать, что знаете меня лучше всех, майор, не гребите меня под общую гребенку со всеми своими партнерами. Обещаю – таких, как я, вы не встречали. Я хочу, чтобы вы всю ночь провертелись, изнывая от неизвестности. Пофантазируйте-ка, майор – это развивает воображение.
Краем глаза она заметила, что из столовой вышел Брант и остановился у дверей, напряженно наблюдая за ними. Майлз тут же стушевался, выпрямился, заложил руки за спину.
Оливия зло передернула плечами.
– Спокойной ночи!
Она быстрым шагом рванула прочь, успев услышать, как Брант насмешливо бросил:
– Не заплутайте, Эванс.
Оливия засыпала с улыбкой на губах – Майлз посмел огрызнуться. А она победила его в крошечной битве характеров.
Все будет хорошо.
Завтра.
3.
Утро началось с нагоняя.
Вольф, безобразно надменный, сделал ей публичный выговор за то, что она не успела прошерстить все документы, а остановилась на последних двух месяцах.
Оливия мужественно пропустила мимо ушей все оскорбления в свой адрес. Она чуть не танцевала в нетерпении побыстрее оказаться подальше от Вольфа. И поближе к Майлзу.
– Да, сэр! – с рвением соглашалась она со всеми указаниями Вольфа, и в конце концов он метнул на нее такой испепеляющий взгляд, что она наконец-то поняла, что перегибает палку.
Она примчалась в бухгалтерию и только там осознала, что Вольф приказал вернуться к документам прошлого года и еще раз проверить несколько дат.
Работа не сумела ее захватить. Она нервничала, не хотела сосредотачиваться, хотела думать только о предстоящей встрече.
В обед вместо Майлза появился Брант. Он принес ей папку с секретарскими журналами, впихнул в руки и сказал:
– Через два часа. У входа в столовую.
У нее хватило самообладания на сарказм:
– Сводничеством занимаетесь, лейтенант?
Он отозвался с показным равнодушием:
– В Бриггсе так легко замерзнуть насмерть, Эванс. Не боитесь заблудиться в нежилых корпусах?
– И не надейтесь, – сказала она, – крысы найдут дорогу даже с тонущего корабля.
Он хмыкнул и ушел.
Оливия еще какое-то время держала в руках бумаги, пока не пришла к выводу, что сегодня поработать ей не судьба и лучше расслабиться и напрячь бухгалтерию принести ей внеочередной кофе.
Как ни странно, при виде неподвижно ожидающего ее Майлза мандраж испарился. Ровной походкой Оливия приблизилась к нему и официально отрапортовала:
– Лейтенант Эванс прибыл по вашему приказанию, сэр!
Майлз кинул на нее невозмутимый взгляд, кивком пригласил следовать за собой и повел в сторону производственных помещений.
Идти за человеком, который обычно сам находился у нее за спиной, было странно. И весело. Нестерпимо хотелось наступить ему на пятки.
– В это время здесь никого не бывает, – сказал Майлз, распахивая перед ней дверь.
Оливия шагнула внутрь, быстро ориентируясь.
– Это что, какая-то дежурная подсобка?
Он запер за ними дверь, у Оливии свело живот от одной мысли, что они наедине и что Майлз-то сильнее.
– Почти, – небрежно отозвался Майлз, опуская ключ от двери в карман. – Главное – здесь есть отопление, душевая и диван.
Он попытался дотронуться до Оливии, но она, словно не заметив, шагнула вперед, разглядывая комнату. Майлз не стал за ней гнаться, видимо, решил, что никуда лейтенант Эванс от него не денется. А Оливия неторопливо обошла комнату по периметру, на ходу комментируя все, что видела:
– Швабры, ведра – вроде понятно, а стол зачем – письма писать?
– Чай пить.
– …сидя на диване.
Она распахнула створки шкафа и разочарованно протянула:
– Я думал, здесь спецодежда будет.
– Не обязательно.
– …но это…
Она вытянула ворох замков-ключей-цепей и громыхнула им об пол.
– Вы уверены, что это не пыточная?
– Оставьте в покое шкаф…
– … точно! Мне же стоит обратить внимание на диван! Кстати, майор, что вас сегодня так задержало? Я думал, что вы с самого утра мне проходу не дадите. Учитывая ваше вчерашнее нетерпение…
– Дела, – откликнулся Майлз.
– Дела – это очень хорошо. Без дел жизнь совершенно скучная… И что за дела?
– Вас не касаются, Эванс.
– Что, правда? – фальшиво удивилась Оливия.
Она вернулась к шкафу и принялась из общей кучи выдирать отдельно замки, отдельно цепи, а каждому ключу искать свою скважину.
– А мне кажется, что у вас сейчас дела исключительно одного характера, и меня они очень даже касаются…
– Лучше бы вам казалось, что вы испытываете мое терпение!
Оливия выдернула самую длинную цепь в то же мгновение, когда Майлз шагнул к ней, чтобы схватить за шкирку. Цепь вжикнула в воздухе. Майлз едва успел отшатнуться, впрочем, в быстроте его реакции можно было и не сомневаться.
Оливия прекратила крутить запястьем, и цепь веревкой провисла до самого пола, звякнув в резко наступившей тишине.
– Осторожно, Майлз, – холодно прошелестела Оливия.
Они еще с полминуты стояли друг против друга. В глазах Майлза пылал красный огонь – Оливия, как завороженная, не могла отвести от него взгляда.
В конце концов Майлз сдался. Он уселся на диван – старый кожаный обшарпанный диван, Оливия уразуметь не могла, откуда такое допотопное чудовище взялось в ее крепости – и ответил на все ее вопросы разом:
– Сегодня я сопровождал Вольфа и всю его компанию на испытательный полигон. Наш главный инженер, капитан Виер, демонстрировал дальность танковых пушек. Вам полезна эта информация, Эванс?
– Конечно, – не стала отпираться Оливия. – Сташек был с вами?
– Да.
– Что Вольф у него спрашивал?
– Вы смеетесь? Вольф его игнорировал!
– Правда? Вот глупец – Сташека нужно холить и лелеять. Майлз, сделайте доброе дело, а? Завербуйте Сташека, а то он все, что вслух не произнес, завтра в отчетах напишет.
Майлз подавился смешком:
– Эванс, вы всерьез?
– Всерьез-всерьез. Вольф без Сташека в жизни не разберется в Бриггсе. Мне показалось, что ваш Виер это уже отлично понял.
– Я приму ваши слова к сведению. Этого довольно?
– Вполне. Мои соображения за сегодня вас интересуют?
– Говорите уже…
– В прошлом году, в середине лета при полигонных испытаниях были повреждены три пушки, по документам их списали на запчасти в лабораторию.
– И что? Обычное дело. Бриггс специализируется на порче всяческого непригодного оборудования.
– Я не знаю, о чем думает Вольф, но лично мне в голову пришло, что летом прошлого года произошло восстание в Лиоре. Вот только не знаю, были ли там замечены пушки… Может, пробьете по своим высоким каналам?
Майлз сразу ничего не ответил. Оливия не спеша, аккуратно переступая громоздкими сапогами с пятки на носок, зашла с тыльной стороны дивана и остановилась, разглядывая светлую макушку.
– Эванс, – недоверчиво сказал Майлз, – у вас очень богатое воображение… знаете ли…
Он беспомощно запнулся и развел руками.
Оливия потянулась вперед и дотронулась до фейерверка волос.
– Но ведь Вольф что-то хочет найти, правда? – тихо поинтересовалась она.
Майлз застыл.
Оливия медленно обхватила ладонью торчащий короткий хвостик и потянула на себя и вниз. Майлз безропотно откинул голову.
– У тебя волосы, как проволока, – прошептала Оливия.
Он попытался улыбнуться. Получилось слишком нервно, кончики губ задрожали, складываясь в умоляющую линию.
Оливия выпустила его волосы, положила руку ему на плечо, притягивая к себе. Из другой руки со слабым звоном выскользнула цепь, змеей сворачиваясь у ног.
Майлз шевельнул губами. Без единого звука, словно воздух в легких вдруг кончился. Оливия сама не заметила, как наклонилась. Майлз потянулся к ней, поднял вверх руки, легонько обнял за шею. И было непонятно, кто кого поцеловал. Невесомо, нежно, бережно. Губы порхали над губами, слегка прихватывая, прикусывая, посасывая. Языки изредка сталкивались, гладили друг друга. Сладкие, горячие, осторожные.
Оливия пила мягкость тонких губ. Обжигающее дыхание Майлза влажно пахло сладким чаем, и, вдыхая его, Оливия постепенно теряла голову.
Мысли в голове играли в чехарду. Ощущения переселялись в низ живота, в груди подскакивало сердце каждый раз, когда язык касался краешка чужих зубов – зубы должны кусаться, почему же эти-то такие нежные!
Когда предательски подкосились руки, и Оливия чуть было не рухнула сверху на Майлза, ей с трудом удалось вернуть себя в рамки разумности. Она устояла на ногах, оторвалась от мучительно мягких губ, немного отстранилась. Майлз все так же придерживал ее за шею и, запрокинув голову, вглядывался в ее лицо широко распахнутыми глазами. Оливия не стала выбираться из легкого объятия, тяжесть его рук на шее была приятна.
– Отдай мне ключ, пожалуйста, – попросила Оливия.
Майлз нервно облизнул губы, в его глазах промелькнуло беспокойство и тут же исчезло, сменившись желанной покорностью, от которой Оливию моментально вогнало в дрожь, в стремление снова приникнуть к горячему рту и никогда – никогда больше! – от него не отрываться.
Майлз отпустил ее шею, трясущейся рукой потянулся к поясу, достал ключ и отдал Оливии.
– Молодчина, – прошептала Оливия, снова наклоняясь и целомудренно целуя его в щеку.
Кожа оказалась мягкой и такой же притягательной, как и губы, как Майлз – податливая, искушающая, нежная.
Оливия выпрямилась. В одной руке она зажимала ключ, на вторую наматывала с пола цепь.
– Пойдем со мной.
– Почему? – хрипло спросил Майлз.
– Мне здесь не нравится.
– А мне – нравится.
– Не упрямься, – уговаривая, как ребенка, сказала Оливия, – помнишь, вчера, ты сам сказал, что выбираю я? А это место выбрал ты. И меня не спросил.
Он вдруг согнулся на диване, сгорбившись, закрыв лицо руками, и глухо спросил:
– Что, по-твоему, ты делаешь?
Оливия обошла диван и остановилась напротив Майлза.
– Я устанавливаю правила.
Он горько хмыкнул в ладони:
– Секс по правилам?
– По моим правилам. Или ты забыл, что я особенный? Таких, как я, у тебя никогда не было.
Майлз поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза:
– Нет, я помню, но иногда ты меня пугаешь. Я… мне тяжело тебе возразить.
Оливия серьезно кивнула:
– Я знаю. Я вижу. И… вообще-то, мне это не нравится. Я постараюсь осторожно, хорошо? И ты всегда можешь отказаться. Но правила – обязательны. Мы договоримся?
Он молчал, только смотрел ей в лицо, запрокинув голову – над наглухо застегнутым мундиром шея казалась совершенно беззащитной.
– Прошу тебя, – выдавила Оливия.
Майлз тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана:
– Итак, правила.
– Номер один. Правила устанавливаю я. А ты им подчиняешься – и тогда мы продолжаем, или нет – но тогда мы сразу все прекращаем, расходимся безо всяких обид. Как тебе – приемлемо?
– К моему мнению ты намерен прислушиваться?
– Обязательно.
– А прямо сейчас?
– Конечно. Достаточно попросить.
– Я хочу остаться здесь.
Она не ответила, и Майлз, запинаясь, сказал:
– Прости, что принял решение, не предупредив тебя. Я прошу тебя – давай мы никуда не будем уходить.
– Ну да, здесь тепло, диван и душ. А еще дверь запирается на замок, и коридоры, по которым в это время никто не ходит. Думаешь, раз ты больше, то сильнее?
– Я ничего подобного не имел в виду!...
– Так я тебе и поверил! Зачем ты забрал ключ, когда запер дверь?!
– Конечно же, чтобы ты не удрал! Ты прекрасно это понимаешь. Теперь ключ у тебя. Ну же – ты уходишь? Или мы уходим? Или все-таки остаемся?
Оливия небрежно кинула ключ ему на колени:
– Верни на место. Можешь дверь не отпирать.
Майлз с готовностью подчинился. Поднялся – два шага вперед, скрежет замка, два шага назад, – и после секундной заминки, снова опустился на диван. Посмотрел на Оливию снизу вверх и, нервничая, спросил:
– Что дальше?
– Правило номер два.
Оливия снова обогнула диван, оказавшись у Майлза за спиной. Он проводил ее глазами, положил голову на спинку, чтобы видеть ее.
– Вытяни руки, – понизив голос до шепота, попросила она.
Майлз, не отводя взгляда, поднял руки. Оливия медленно и осторожно начала наматывать на скрытые манжетами запястья концы цепи.
– Что ты делаешь? – с тщательно скрываемым беспокойством спросил Майлз.
– Хочу, чтобы ты запомнил второе правило, – она прямо встретила его взгляд. – Ты всегда волен сказать «нет», и я тут же остановлюсь. Мне сделать это? Мне остановиться?
– Нет, продолжай пока.
– Хорошо.
Она обвила цепью его руки, достаточно слабо, при желании, из нее легко можно было выпутаться. Свободный конец цепи Оливия потянула вниз и замотала на ножку дивана. Майлз все так же сидел, запрокинув голову и внимательно наблюдая за ней. Он разрешил ей почти до боли завернуть назад руки и время от времени сжимал и разжимал ладони.
Оливия наклонилась.
– Правило номер два, – сказала она. – Ни при каких обстоятельствах я не разрешаю тебе ко мне прикасаться. Никогда, ни единым пальцем. Понятно?
Он закрыл глаза, как будто спрятался, и Оливию от пяток до затылка пробил панический страх, что она все-таки переборщила со своими желаниями. Она судорожно рванула на себе ворот, железная пуговица отскочила, забренчала по железному полу. Майлз вздрогнул и открыв глаза, посмотрел прямо на нее.
– Иди ко мне, – сказал он.
Не властно и не покорно. Взвешенно, разумно и спокойно.
– Мне все понятно, Эванс. Я готов. Иди ко мне.
В очередной раз обходя чертовый диван, Оливия думала, что этот мужчина ей нужен. Она забралась к нему на колени с ногами, села на пятки, а круглыми коленками уперлась ему в низ живота.
…Она никогда в жизни не думала, что может так испугаться. Потерять его.
Как легко она может его потерять.
@темы: TV-2 (Brotherhood), Майлз/Оливия Мира Армстронг, Фанфикшен-автор
-
-
11.05.2012 в 14:22а цепь это вообще... автор, признайтесь, вы телепат - так ловко узнали мои фантазии
А вообще конечно очень волнует, что же будет, когда Майлз узнает правду...
и кто же хочет Оливию свалить-
-
11.05.2012 в 14:25в первоначальном варианте были наручники и открытое пространство, но с логикой они не подружились
-
-
11.05.2012 в 14:36да и хорошо, что без наручников, они бы слегка отдавали вульгарностью, а вот цепь самое то... Ой, Остапа понесло