Название: Игра в догонялки
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Глава первая. Побег
Глава вторая. ЖенсоветГлава вторая. Женсовет
1.
Оливия не видела родителей всего три месяца.
Совсем недавно они уезжали из Централа – крепкие, непрошибаемые Армстронги. Казалось, что ничто не способно поколебать их самоуверенность и невозмутимость. Оливия и не сомневалась в них.
Пока не встретила спустя бесконечных три месяца.
– Переволновались, – сказал ей Алекс, когда они ненадолго остались вдвоем после обеда.
Его слова не вызывали привычного раздражения, наоборот, она глухо разозлилась на саму себя, что после переворота даже не поинтересовалась, как родители вернулись домой, как обустроились, как отреагировали на перемены в стране.
– Возраст, – понуро сказал Алекс. – Они еще молодцы, хорошо держатся.
Действительно, столько всего поменялось. Сколько напряжения держали они в себе – не за себя, за детей. По ее, Оливии, настоянию уехали так далеко и поэтому долго не могли узнать, пережили ли младшие Армстронги бойню в Централе. Волновались, вида не подавая. Вернувшись, писали редкие обыкновенные письма в Бриггс, не ожидая ответа, а только переживая. Наверное, такое начинаешь понимать только когда своими глазами увидишь, как мама усиленно притворяется, что ей вовсе не хочется опереться на руку сына, а папа, изображая хорошее зрение, отодвигает от себя подальше газету, чтобы разглядеть, что там написано.
Оливия двумя руками обхватила ладонь брата – он вздрогнул, но даже не подумал вырваться. Она с неожиданной для себя нежностью потерлась о его плечо носом:
– Спасибо, Алекс.
Естественно, он все понял.
Но, как обычно, со всей возможной глупостью, доводя Оливию до кипения, сказал:
– Замуж бы тебе, сестренка.
Она кинула его руку, вскочила и вылетела из столовой вон, на ходу матеря его всеми известными ругательствами и понимая, что вряд ли когда-нибудь еще захочет говорить их ему в лицо. После того, как он поддержал их родителей, приняв на себя и обязанности Оливии, у нее просто язык не повернется сказать ему грубость. С другой стороны, Алекс применил неплохую тактику, навсегда избавившись от едких нападок своей сестры.
Мама ждала ее в женской части дома, в комнате для отдыха. Огромное окно за невесомыми шторами было слегка приоткрыто – в полдень свет заливал стены, отражаясь от огромного зеркала и проникая даже в угол с книжной полкой. Оливия остановилась на пороге. Глядя в окно, она подумала, что должна была вместо семейного обеда и уж тем более вместо семейного отдыха отправиться в штаб-квартиру, отметить там свое прибытие, объяснить, почему покинула Бриггс, и только потом идти домой.
За окном на свету переливались листья яблони, посаженной когда-то давно в день рождения Кэтрин. Ветер шевелил занавески. Солнечные зайчики бликовали на стене рядом с книгами. Мама сидела в необъятном кресле – прямая спина, выверенные до автоматизма движения спиц, клубок, как котенок, так и норовил скатиться на пол, но она каждый раз неуловимо подкидывала его коленями обратно. С последней их встречи три месяца назад она постарела лет на десять.
А может, это я постарела, – подумала Оливия. – Раньше же я никогда не замечала, как для мамы проходят годы.
Она прошла через всю комнату к книжной полке, села на пол, вытащила из нижнего ящика шахматный задачник и старые шахматы и привычно начала расставлять их на доске.
Спустя пару минут к ним присоединилась Кэтрин с малюткой на руках. Она села напротив мамы в такое же огромное кресло, пристроила свою девочку поудобнее, приспустила на плече платье и сунула в маленький ротик сосок. Оливия смотрела на это чудо во все глаза. Кэтрин с какой-то неземной улыбкой наблюдала за дочкой, слегка раскачиваясь в такт одной только ей слышной мелодии.
Вот так они и сидели – мама вязала, Кэтрин кормила ребенка, Оливия решала задачку. Занимались каждая своим делом и молчали.
Первая громко вздохнула Кэтрин. Девочка заснула, и она, все так же держа ее на руках, осторожно подтянула платье и откинулась в кресле.
Мама тут же нарушила молчание.
– Оливия, я думала, ты если приедешь, то хотя бы с эскортом.
Это был завуалированный вопрос, он повторялся в разных вариациях на протяжении последних десяти лет, и Оливия уже никак на него не реагировала, считая попытки матери выдать ее замуж необратимым злом, которого невозможно избежать, можно только игнорировать.
В этот раз ее словно кто-то за язык потянул:
– Увы, мама, не каждый эскорт согласен меня сопровождать.
На мгновение стук спиц прекратился, клубок соскочил и откатился под кресло. Оливия поднялась, подошла к креслу, выцепила клубок, смотала и подала маме.
– Спасибо, дорогая, – сказала та.
Оливия вернулась к шахматам и напряженно стала дожидаться, что же скажет мама.
Спицы снова застучали в ее руках.
Мама молчала, и поэтому вопрос задала Кэтрин.
– Твой эскорт, – тихо, почти неслышно, спросила она, – это, случайно, не майор из Ишвара?
– С чего ты взяла? – как можно равнодушнее отозвалась Оливия.
Мама усиленно вязала, от пускаемых ее спицами солнечных зайчиков уже рябило в глазах.
– Он всегда неотлучно ходил за тобой, – осторожно сказала Кэтрин.
– Времена меняются, – Оливия очень надеялась, что интонации ее не подводят.
– Да вы все время были вдвоем! – высказалась наконец мама.
Оливия ждала этого ее вскрика и все равно вздрогнула. Девочка на руках у Кэтрин всплакнула во сне, и они втроем тут же притихли, пока Кэтрин тихонько ее укачивала.
– Я думала, он тебе нравится, – с каким-то сожалением сказала, наконец, Кэтрин.
– Ну что за глупости!... – запротестовала Оливия и осеклась. – Да… Нравится.
Они молчали.
– Что, это было так видно? – воскликнула Оливия.
– Ну, – весомо заявила мама, – мать не обманешь.
– Мне казалось, ты ему тоже нравилась, – торопливо заговорила Кэтрин, – он так бережно с тобой обращался…
– Не говори глупостей! – прервала ее Оливия.
– Твоя сестра пока ни одной глупости не сказала, – резко парировала мама.
Ободренная Кэтрин заговорила еще смелее:
– Мне казалось, у вас все было хорошо…
– У нас ничего не было, не надо придумывать! – слова вырвались сами, Оливия вовсе не хотела жаловаться. – У нас ничего и не могло быть, потому что Майлз – гей. Может, с моей стороны и был какой-то интерес, но с его – нет!
– Гей?! – потрясенно воскликнула Кэтрин.
– И тебя это остановило? – хладнокровно спросила мама.
Две светловолосые головы дернулись в одинаковом порыве, как в детстве, синхронно и недоверчиво, две пары одинаковых синих глаз изумленно уставились на обладательницу внушительного возраста, авторитета и воспитанности. Оливия просто задохнулась от почти священного ужаса. Кэтрин, чуть помедлив, как с душевнобольной, начала объяснения:
– Мама, геи – это мужчины, которые…
– Ты считаешь, что я не знаю, кто это? – возмущенно высказалась их мать и резко дернула нитку, клубок снова прыгнул с ее колен, но на этот раз до него никому не было дела.
Обе ее дочки потрясенно молчали.
– Мне не нравится то, о чем вы сейчас думаете! – мама прекратила вязать и невоспитанно указала пальцем сначала на Кэтрин, потом на Оливию.
«Боюсь, я сейчас ни о чем не думаю», – тупо пролетело у Оливии в голове.
Спицы снова мелькнули в проворных пальцах.
– По официальной статистике предыдущего года в армии более десяти процентов мужчин имели сексуальные контакты с представителями своего пола, – сказала мама. – Заметьте, по официальной!
– Откуда ты знаешь? – спросила Оливия.
– Оливия Армстронг, ты действительно влюблена, потому что вдруг резко поглупела с нашей последней встречи! Я знаю, потому что я – жена твоего отца, мать твоего брата и тебя и просто обязана быть в курсе, чем живет армия. Меня окружают одни военные – за редким исключением. – Она покосилась на Кэтрин, и было непонятно, то ли она одобряет, что Кэтрин оказалась исключением, то ли наоборот выказывает недовольство. – Я читаю периодику и слушаю радио. Общаюсь с женами и матерями военных. Я очень много знаю! Пусть и на уровне сплетен, но, думаю, у меня хватает ума отделять ложь от правды! Я считаю, что то, что мужчина… состоит в таких… хм… отношениях, вовсе не значит, что он впоследствии откажется от обычной семьи.
– Ох, только не надо мне говорить, что у них головы сносит от отсутствия женщин! – прервала ее Оливия.
– Тем более, что там была ты, сестра, – совсем не к месту заявила Кэтрин.
Ни Оливия, ни мама ее словно не услышали.
– У них не сносит головы. Они ведут себя, как люди. Видишь ли, дорогая, любой человек стремится к человеку – по-моему, это понятно и без слов. К общению, к доверию, к любви. Как ты думаешь, может ли быть счастливым человек в одиночестве – если ему не с кем поделиться своими чувствами и впечатлениями от проживаемой жизни? Никогда! Люди тянутся друг к другу. Не мужчина и женщина, а человек и человек. И если эти двое оказались одного пола – дай бог им принять это. Любовь не строится на половых предпочтениях, любовь, наоборот, губится предубеждением. А утверждение «Я гей» звучит не менее предубежденно, чем «Я натурал»! В нашей армии – десять процентов достаточно смелых мужчин, которые в состоянии признать, что отличаются от поборников традиционной морали. Десять процентов тех, кто пусть на год, больше или меньше, но не упустили своего счастья.
– А секс? – спросила Оливия.
То, как ровно ее мама заливалась краской, оставляя все так же упрямо поджатыми губы, заставило Оливию почувствовать за нее гордость.
– Секс, – ответила мама, – высшая степень доверия между двумя любящими людьми.
– А секс без любви? – подковырнула Оливия.
– Ты имеешь в виду спонтанный секс, когда людей притягивает друг к другу, как магнитом, настолько быстро, что они не успевают и фразой перекинуться? По моему мнению, такой секс – это тоже общение, своеобразное, конечно. И к такому контакту в прямом смысле страстно стремятся обе стороны. Что же до секса без любви, страсти… Если хотя бы один из партнеров не желает раскрываться и отдавать – разве такие отношения вообще нормальны? Что толку заниматься любовью, если в помине нет не просто любви, а даже симпатии? Или ты намекаешь, что от Майлза хотела только этого?
Оливия промолчала, потому что захотеть от Майлза чего-то большего, чем ужин, она еще не успела. Он отшил ее раньше.
– Значит, любви? – мягко спросила мама.
– Не знаю, – сдалась Оливия. – Но это то, чего хотела я. А он – пусть по-твоему это предубеждение – но он предпочитает мужчин! И для того, чтобы он хотя бы взглянул на меня по-другому, мне не хватает жизненно важного и исключительно мужского органа!
Мелькающие спицы в маминых руках, казалось, сейчас превратятся в смертоносные иглы. Кэтрин, реагируя на их слова, шумно втянула в себя воздух.
– Я понятия не имею, чего тебе не хватает, Оливия Армстронг, – размеренно заговорила мама, – но только не этого! Ты достаточно упрямая, рассудительная женщина, и я не понимаю, что с тобой произошло и почему ты сейчас здесь, а не в Бриггсе… И не смей говорить, что явилась поздравить меня с праздником, о котором ты вовсе не вспомнила! Нет в ваших отношениях никакой проблемы, кроме предубеждения! Перешагните через него, попробуйте хоть что-нибудь – и если вы так не желаете начинать с простого общения, а требуете сразу же физического контакта, то начните хотя бы с минета…
– Что? – тоненько пискнула Кэтрин.
«Это слово сказала моя мама? В разговоре со мной???»
– Я не понимаю, что именно вас так поразило. Минет – это… способ… как и для пары мужчина-женщина, так и мужчина-мужчина… Способ заняться…
«А сейчас у нее закончатся слова…»
– Но мама! – яростно воскликнула Кэтрин. – Это же такая гадость! Да я бы никогда в жизни!..
Оливия поперхнулась воздухом.
В голосе их матери слышалось нескрываемое изумление:
– Кэтрин! Ты выносила ребенка и ни разу не делала мужу минет? Как вы жили, когда у тебя была угроза выкидыша???
Похоже, это была последняя капля – Кэтрин подскочила, словно ее ужалили, стремительно пролетела к выходу, пинком открыла дверь и скрылась в коридоре. Дверь печально скрипнула, медленно закрываясь за ней.
Оливия сидела ни жива, ни мертва, ничем не нарушая наступившую тишину.
Великолепная женщина в кресле напротив, уронив на колени спицы, сосредоточенно о чем чем-то размышляла. А потом сказала:
– Кажется, я перестаралась с вашим безупречным воспитанием.
2.
Ночью Оливии приснился Бриггс.
Она стояла в железном коридоре и кричала на Майлза. Выкрикивала ему все слова, какие только приходили ей в голову за этот день раздумий, и которые она никогда не скажет ему при встрече. Во сне она была совсем не своя, наверное, именно такими должны быть женщины – визжащими, топающими ногами и рыдающими в голос. Ей было необыкновенно стыдно за себя, она поверить не могла, что бесконтрольно истерит. Это она-то, Оливия Армстронг! Железная леди, Снежная королева Бриггса. Она знала, что должна кулаком врезать по возвышающемуся над ней мужчине так, чтобы он согнулся у ее ног, но руки почему-то беспорядочно размахивались, ноги топали, а шпага… шпаги не было.
По коридору беспрерывно сновали люди, огибая их и каждый раз внимательно прислушиваясь к тому, что она орет. Оливия готова была и их растерзать, но сон не отпускал ее из беспомощной истерики.
Пока Майлз вдруг не наклонился к ней и не обнял.
И тут же все слова иссякли.
Она замерла, застыла, запрокинув голову и все равно не в силах разглядеть его лицо. Он оказался близко, и она вспомнила, что он сейчас ей нашепчет. Она хотела вырваться, но он крепко держал ее. Она со всей силы наступила ему на ногу, но он только крепче схватил ее, так, что она услышала, как за толстой тканью мундира колотится его сердце. А потом он невесомо выдохнул ей прямо в макушку – и это были не слова, мучившие ее уже бесконечно долго. Это был поцелуй.
Она вздрогнула. Она рванулась. Она закинула ему на шею руки.
Он снова ее поцеловал – на сей раз в лицо. Неловко, словно не умея, ткнулся ей в щеку, провел губами по виску, по зажмуренным глазам, по переносице. Пока не остановился на губах.
Она позволила захватить себя в плен, даже не сопротивляясь. Она подалась ему навстречу, прижимаясь еще ближе. Она впилась в его губы зубами, срывая стон и судорожные объятия, еле удерживаясь на ногах и цепляясь за его шею.
Он резко толкнул ее к стене, наваливаясь сверху, не прекращая целовать, рыча и окончательно теряя голову. Он рвал на ней одежду – во сне у него это получилось в один момент. Она мучительно желала его, жаждала его и в то же время понимала, что это сон. Все сон.
И то, как он прижимает ее к шершавой, ледяной стене. И то, как движет руку от подбородка вниз, лаская шею – а она покорно подставляется ему, – как аккуратно вкладывает в ладонь ее левую грудь, как в чашу, а большим пальцем словно невзначай касается соска, как проводит костяшками пальцев по животу, резко бьет ее пахом в незащищенный одеждой лобок, заставляя вскрикнуть. Останавливает руку на бедре, медленно, так медленно, что она звереет, ведет пальцами по внутренней стороне вверх и касается ее там.
Все сон.
Только желание настоящее. Терпкое, горячее, одуряющее «хочу тебя».
…Оливия проснулась, задыхаясь от сладкой истомы, затянувшей все ее тело. Было неимоверно хорошо, как будто она кончила прямо во сне. Она лежала, скинув одеяло, в сбившейся сорочке, раскинув руки и ноги и совершенно ошалело смотрела в светлеющий потолок. Она помнила Майлза в мельчайших подробностях, каждое его прикосновение, где робкое и нежное, где требовательное и даже грубое. И помнила, что в конце сна он подхватил ее под колени и, не сдерживаясь, проник внутрь.
Какое восхитительно бесстыдство, – думала Оливия, расслабленно покачиваясь в воспоминаниях.
Дыхание выравнивалось, сердце успокаивалось, Оливия закрыла глаза, медленно погружаясь в дремоту, разыскивая убежавший сон. Он был где-то здесь. Бриггс. Майлз…
Будильник за шкирку выдрал ее из этого состояния. Она вздрогнула, и тело тут же недовольно напряглось. Она молниеносно выхватила из-под себя подушку и запустила в будильник. Тот опрокинулся, квакнул посреди трели и затих. Свою работу он сделал – Оливия сидела на кровати, совершенно вменяемым взглядом разглядывая дверь в ванную и прикидывая планы на ближайшие пару часов.
Она включила душ, рассчитывая побыстрее убежать из дома в штаб-квартиру Централа, и отказалась от душистой ванны в угоду скорости. Намыленными ладонями она вела по рукам, груди, шее, животу, тщательно выкидывая все мысли о несбыточных снах и желаниях. И только когда рука нырнула между ног, ее прошиб пот от осознания, насколько же она возбудилась. Мокрая, совершенно мокрая. От одного только сна. Руки бессильно повисли вдоль тела, вода равнодушно лилась ей на спину.
Я попалась.
Я влюбилась.
Я начала сходить с ума.
Она шагнула из-под душа к зеркалу – огромному, в полный рост.
Это я.
Мокрые волосы облепили голову, шею, плечи. Она собрала их рукой и закинула за спину. Вода стекала с нее, образуя лужицу под ногами. Она, не шевелясь, пристально разглядывала себя в зеркало, пожалуй, впервые за несколько лет.
Невысокая. Нехрупкая. В меру мускулистая и худощавая. Грудью не похвастаться – поместится в большую ладонь. И воспоминание накрыло ее горячей истомой. Пусть это был сон, но от него никуда не деться, а Майлз держал ее грудь в ладони, и она точно вся там уместилась.
Оливия дрожащими руками прикрыла груди, наблюдая за собой в зеркало.
«Это никуда не годится», – попыталась прикрикнуть на себя она.
Отражение беспомощно смотрело ей прямо в глаза.
Она отлично выглядела для своего возраста. Абсолютно ничего лишнего. Все пропорционально и аккуратно. Подростково узкие бедра, живот, не знавший, что такое беременность. Белая кожа, вот уже несколько лет подряд живущая без солнца. Сильные ноги, упругие ягодицы. И необыкновенно тонкая талия, аристократическое наследие мамы.
Оливия не помнила, чтобы когда-нибудь задавалась вопросом, красива ли она. Она была красива безо всяких вопросов! Всегда была. Ровно до момента, когда Майлз посмел ее отвергнуть.
Она смотрела в зеркало и ясно, четко понимала, что Майлз одной фразой вывернул ее мнение о себе наизнанку, что за один день она растеряла всю свою врожденную уверенность в себе.
Она закрыла глаза, сосредоточилась и хладнокровно добавила в список своих дел еще одно – влюбить в себя некоего Майлза, майора крепости Бриггс, и сделать для этого абсолютно все, что будет в ее силах.
Автор: Paume
Бета: Мэй_Чен
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Оливия/Майлз, семейство Армстронг, новые персонажи.
Жанр: гет, драма
Размер: макси
Дисклеймер: Хирому Аракава
Статус: в процессе написания
Саммари: Генерал Оливия Армстронг решительна и добивается всех поставленных целей. Но как она себя поведет, если в ответ на приглашение поужинать получит отказ только на том основании, что она - женщина?
Комментарий: Задумывался сюжет как стеб на пару-тройку глав. Получилась драма с кучей новых персонажей, умеренной жестокостью, интригой и совсем не смешной любовью.
Глава первая. Побег
Глава вторая. ЖенсоветГлава вторая. Женсовет
1.
Оливия не видела родителей всего три месяца.
Совсем недавно они уезжали из Централа – крепкие, непрошибаемые Армстронги. Казалось, что ничто не способно поколебать их самоуверенность и невозмутимость. Оливия и не сомневалась в них.
Пока не встретила спустя бесконечных три месяца.
– Переволновались, – сказал ей Алекс, когда они ненадолго остались вдвоем после обеда.
Его слова не вызывали привычного раздражения, наоборот, она глухо разозлилась на саму себя, что после переворота даже не поинтересовалась, как родители вернулись домой, как обустроились, как отреагировали на перемены в стране.
– Возраст, – понуро сказал Алекс. – Они еще молодцы, хорошо держатся.
Действительно, столько всего поменялось. Сколько напряжения держали они в себе – не за себя, за детей. По ее, Оливии, настоянию уехали так далеко и поэтому долго не могли узнать, пережили ли младшие Армстронги бойню в Централе. Волновались, вида не подавая. Вернувшись, писали редкие обыкновенные письма в Бриггс, не ожидая ответа, а только переживая. Наверное, такое начинаешь понимать только когда своими глазами увидишь, как мама усиленно притворяется, что ей вовсе не хочется опереться на руку сына, а папа, изображая хорошее зрение, отодвигает от себя подальше газету, чтобы разглядеть, что там написано.
Оливия двумя руками обхватила ладонь брата – он вздрогнул, но даже не подумал вырваться. Она с неожиданной для себя нежностью потерлась о его плечо носом:
– Спасибо, Алекс.
Естественно, он все понял.
Но, как обычно, со всей возможной глупостью, доводя Оливию до кипения, сказал:
– Замуж бы тебе, сестренка.
Она кинула его руку, вскочила и вылетела из столовой вон, на ходу матеря его всеми известными ругательствами и понимая, что вряд ли когда-нибудь еще захочет говорить их ему в лицо. После того, как он поддержал их родителей, приняв на себя и обязанности Оливии, у нее просто язык не повернется сказать ему грубость. С другой стороны, Алекс применил неплохую тактику, навсегда избавившись от едких нападок своей сестры.
Мама ждала ее в женской части дома, в комнате для отдыха. Огромное окно за невесомыми шторами было слегка приоткрыто – в полдень свет заливал стены, отражаясь от огромного зеркала и проникая даже в угол с книжной полкой. Оливия остановилась на пороге. Глядя в окно, она подумала, что должна была вместо семейного обеда и уж тем более вместо семейного отдыха отправиться в штаб-квартиру, отметить там свое прибытие, объяснить, почему покинула Бриггс, и только потом идти домой.
За окном на свету переливались листья яблони, посаженной когда-то давно в день рождения Кэтрин. Ветер шевелил занавески. Солнечные зайчики бликовали на стене рядом с книгами. Мама сидела в необъятном кресле – прямая спина, выверенные до автоматизма движения спиц, клубок, как котенок, так и норовил скатиться на пол, но она каждый раз неуловимо подкидывала его коленями обратно. С последней их встречи три месяца назад она постарела лет на десять.
А может, это я постарела, – подумала Оливия. – Раньше же я никогда не замечала, как для мамы проходят годы.
Она прошла через всю комнату к книжной полке, села на пол, вытащила из нижнего ящика шахматный задачник и старые шахматы и привычно начала расставлять их на доске.
Спустя пару минут к ним присоединилась Кэтрин с малюткой на руках. Она села напротив мамы в такое же огромное кресло, пристроила свою девочку поудобнее, приспустила на плече платье и сунула в маленький ротик сосок. Оливия смотрела на это чудо во все глаза. Кэтрин с какой-то неземной улыбкой наблюдала за дочкой, слегка раскачиваясь в такт одной только ей слышной мелодии.
Вот так они и сидели – мама вязала, Кэтрин кормила ребенка, Оливия решала задачку. Занимались каждая своим делом и молчали.
Первая громко вздохнула Кэтрин. Девочка заснула, и она, все так же держа ее на руках, осторожно подтянула платье и откинулась в кресле.
Мама тут же нарушила молчание.
– Оливия, я думала, ты если приедешь, то хотя бы с эскортом.
Это был завуалированный вопрос, он повторялся в разных вариациях на протяжении последних десяти лет, и Оливия уже никак на него не реагировала, считая попытки матери выдать ее замуж необратимым злом, которого невозможно избежать, можно только игнорировать.
В этот раз ее словно кто-то за язык потянул:
– Увы, мама, не каждый эскорт согласен меня сопровождать.
На мгновение стук спиц прекратился, клубок соскочил и откатился под кресло. Оливия поднялась, подошла к креслу, выцепила клубок, смотала и подала маме.
– Спасибо, дорогая, – сказала та.
Оливия вернулась к шахматам и напряженно стала дожидаться, что же скажет мама.
Спицы снова застучали в ее руках.
Мама молчала, и поэтому вопрос задала Кэтрин.
– Твой эскорт, – тихо, почти неслышно, спросила она, – это, случайно, не майор из Ишвара?
– С чего ты взяла? – как можно равнодушнее отозвалась Оливия.
Мама усиленно вязала, от пускаемых ее спицами солнечных зайчиков уже рябило в глазах.
– Он всегда неотлучно ходил за тобой, – осторожно сказала Кэтрин.
– Времена меняются, – Оливия очень надеялась, что интонации ее не подводят.
– Да вы все время были вдвоем! – высказалась наконец мама.
Оливия ждала этого ее вскрика и все равно вздрогнула. Девочка на руках у Кэтрин всплакнула во сне, и они втроем тут же притихли, пока Кэтрин тихонько ее укачивала.
– Я думала, он тебе нравится, – с каким-то сожалением сказала, наконец, Кэтрин.
– Ну что за глупости!... – запротестовала Оливия и осеклась. – Да… Нравится.
Они молчали.
– Что, это было так видно? – воскликнула Оливия.
– Ну, – весомо заявила мама, – мать не обманешь.
– Мне казалось, ты ему тоже нравилась, – торопливо заговорила Кэтрин, – он так бережно с тобой обращался…
– Не говори глупостей! – прервала ее Оливия.
– Твоя сестра пока ни одной глупости не сказала, – резко парировала мама.
Ободренная Кэтрин заговорила еще смелее:
– Мне казалось, у вас все было хорошо…
– У нас ничего не было, не надо придумывать! – слова вырвались сами, Оливия вовсе не хотела жаловаться. – У нас ничего и не могло быть, потому что Майлз – гей. Может, с моей стороны и был какой-то интерес, но с его – нет!
– Гей?! – потрясенно воскликнула Кэтрин.
– И тебя это остановило? – хладнокровно спросила мама.
Две светловолосые головы дернулись в одинаковом порыве, как в детстве, синхронно и недоверчиво, две пары одинаковых синих глаз изумленно уставились на обладательницу внушительного возраста, авторитета и воспитанности. Оливия просто задохнулась от почти священного ужаса. Кэтрин, чуть помедлив, как с душевнобольной, начала объяснения:
– Мама, геи – это мужчины, которые…
– Ты считаешь, что я не знаю, кто это? – возмущенно высказалась их мать и резко дернула нитку, клубок снова прыгнул с ее колен, но на этот раз до него никому не было дела.
Обе ее дочки потрясенно молчали.
– Мне не нравится то, о чем вы сейчас думаете! – мама прекратила вязать и невоспитанно указала пальцем сначала на Кэтрин, потом на Оливию.
«Боюсь, я сейчас ни о чем не думаю», – тупо пролетело у Оливии в голове.
Спицы снова мелькнули в проворных пальцах.
– По официальной статистике предыдущего года в армии более десяти процентов мужчин имели сексуальные контакты с представителями своего пола, – сказала мама. – Заметьте, по официальной!
– Откуда ты знаешь? – спросила Оливия.
– Оливия Армстронг, ты действительно влюблена, потому что вдруг резко поглупела с нашей последней встречи! Я знаю, потому что я – жена твоего отца, мать твоего брата и тебя и просто обязана быть в курсе, чем живет армия. Меня окружают одни военные – за редким исключением. – Она покосилась на Кэтрин, и было непонятно, то ли она одобряет, что Кэтрин оказалась исключением, то ли наоборот выказывает недовольство. – Я читаю периодику и слушаю радио. Общаюсь с женами и матерями военных. Я очень много знаю! Пусть и на уровне сплетен, но, думаю, у меня хватает ума отделять ложь от правды! Я считаю, что то, что мужчина… состоит в таких… хм… отношениях, вовсе не значит, что он впоследствии откажется от обычной семьи.
– Ох, только не надо мне говорить, что у них головы сносит от отсутствия женщин! – прервала ее Оливия.
– Тем более, что там была ты, сестра, – совсем не к месту заявила Кэтрин.
Ни Оливия, ни мама ее словно не услышали.
– У них не сносит головы. Они ведут себя, как люди. Видишь ли, дорогая, любой человек стремится к человеку – по-моему, это понятно и без слов. К общению, к доверию, к любви. Как ты думаешь, может ли быть счастливым человек в одиночестве – если ему не с кем поделиться своими чувствами и впечатлениями от проживаемой жизни? Никогда! Люди тянутся друг к другу. Не мужчина и женщина, а человек и человек. И если эти двое оказались одного пола – дай бог им принять это. Любовь не строится на половых предпочтениях, любовь, наоборот, губится предубеждением. А утверждение «Я гей» звучит не менее предубежденно, чем «Я натурал»! В нашей армии – десять процентов достаточно смелых мужчин, которые в состоянии признать, что отличаются от поборников традиционной морали. Десять процентов тех, кто пусть на год, больше или меньше, но не упустили своего счастья.
– А секс? – спросила Оливия.
То, как ровно ее мама заливалась краской, оставляя все так же упрямо поджатыми губы, заставило Оливию почувствовать за нее гордость.
– Секс, – ответила мама, – высшая степень доверия между двумя любящими людьми.
– А секс без любви? – подковырнула Оливия.
– Ты имеешь в виду спонтанный секс, когда людей притягивает друг к другу, как магнитом, настолько быстро, что они не успевают и фразой перекинуться? По моему мнению, такой секс – это тоже общение, своеобразное, конечно. И к такому контакту в прямом смысле страстно стремятся обе стороны. Что же до секса без любви, страсти… Если хотя бы один из партнеров не желает раскрываться и отдавать – разве такие отношения вообще нормальны? Что толку заниматься любовью, если в помине нет не просто любви, а даже симпатии? Или ты намекаешь, что от Майлза хотела только этого?
Оливия промолчала, потому что захотеть от Майлза чего-то большего, чем ужин, она еще не успела. Он отшил ее раньше.
– Значит, любви? – мягко спросила мама.
– Не знаю, – сдалась Оливия. – Но это то, чего хотела я. А он – пусть по-твоему это предубеждение – но он предпочитает мужчин! И для того, чтобы он хотя бы взглянул на меня по-другому, мне не хватает жизненно важного и исключительно мужского органа!
Мелькающие спицы в маминых руках, казалось, сейчас превратятся в смертоносные иглы. Кэтрин, реагируя на их слова, шумно втянула в себя воздух.
– Я понятия не имею, чего тебе не хватает, Оливия Армстронг, – размеренно заговорила мама, – но только не этого! Ты достаточно упрямая, рассудительная женщина, и я не понимаю, что с тобой произошло и почему ты сейчас здесь, а не в Бриггсе… И не смей говорить, что явилась поздравить меня с праздником, о котором ты вовсе не вспомнила! Нет в ваших отношениях никакой проблемы, кроме предубеждения! Перешагните через него, попробуйте хоть что-нибудь – и если вы так не желаете начинать с простого общения, а требуете сразу же физического контакта, то начните хотя бы с минета…
– Что? – тоненько пискнула Кэтрин.
«Это слово сказала моя мама? В разговоре со мной???»
– Я не понимаю, что именно вас так поразило. Минет – это… способ… как и для пары мужчина-женщина, так и мужчина-мужчина… Способ заняться…
«А сейчас у нее закончатся слова…»
– Но мама! – яростно воскликнула Кэтрин. – Это же такая гадость! Да я бы никогда в жизни!..
Оливия поперхнулась воздухом.
В голосе их матери слышалось нескрываемое изумление:
– Кэтрин! Ты выносила ребенка и ни разу не делала мужу минет? Как вы жили, когда у тебя была угроза выкидыша???
Похоже, это была последняя капля – Кэтрин подскочила, словно ее ужалили, стремительно пролетела к выходу, пинком открыла дверь и скрылась в коридоре. Дверь печально скрипнула, медленно закрываясь за ней.
Оливия сидела ни жива, ни мертва, ничем не нарушая наступившую тишину.
Великолепная женщина в кресле напротив, уронив на колени спицы, сосредоточенно о чем чем-то размышляла. А потом сказала:
– Кажется, я перестаралась с вашим безупречным воспитанием.
2.
Ночью Оливии приснился Бриггс.
Она стояла в железном коридоре и кричала на Майлза. Выкрикивала ему все слова, какие только приходили ей в голову за этот день раздумий, и которые она никогда не скажет ему при встрече. Во сне она была совсем не своя, наверное, именно такими должны быть женщины – визжащими, топающими ногами и рыдающими в голос. Ей было необыкновенно стыдно за себя, она поверить не могла, что бесконтрольно истерит. Это она-то, Оливия Армстронг! Железная леди, Снежная королева Бриггса. Она знала, что должна кулаком врезать по возвышающемуся над ней мужчине так, чтобы он согнулся у ее ног, но руки почему-то беспорядочно размахивались, ноги топали, а шпага… шпаги не было.
По коридору беспрерывно сновали люди, огибая их и каждый раз внимательно прислушиваясь к тому, что она орет. Оливия готова была и их растерзать, но сон не отпускал ее из беспомощной истерики.
Пока Майлз вдруг не наклонился к ней и не обнял.
И тут же все слова иссякли.
Она замерла, застыла, запрокинув голову и все равно не в силах разглядеть его лицо. Он оказался близко, и она вспомнила, что он сейчас ей нашепчет. Она хотела вырваться, но он крепко держал ее. Она со всей силы наступила ему на ногу, но он только крепче схватил ее, так, что она услышала, как за толстой тканью мундира колотится его сердце. А потом он невесомо выдохнул ей прямо в макушку – и это были не слова, мучившие ее уже бесконечно долго. Это был поцелуй.
Она вздрогнула. Она рванулась. Она закинула ему на шею руки.
Он снова ее поцеловал – на сей раз в лицо. Неловко, словно не умея, ткнулся ей в щеку, провел губами по виску, по зажмуренным глазам, по переносице. Пока не остановился на губах.
Она позволила захватить себя в плен, даже не сопротивляясь. Она подалась ему навстречу, прижимаясь еще ближе. Она впилась в его губы зубами, срывая стон и судорожные объятия, еле удерживаясь на ногах и цепляясь за его шею.
Он резко толкнул ее к стене, наваливаясь сверху, не прекращая целовать, рыча и окончательно теряя голову. Он рвал на ней одежду – во сне у него это получилось в один момент. Она мучительно желала его, жаждала его и в то же время понимала, что это сон. Все сон.
И то, как он прижимает ее к шершавой, ледяной стене. И то, как движет руку от подбородка вниз, лаская шею – а она покорно подставляется ему, – как аккуратно вкладывает в ладонь ее левую грудь, как в чашу, а большим пальцем словно невзначай касается соска, как проводит костяшками пальцев по животу, резко бьет ее пахом в незащищенный одеждой лобок, заставляя вскрикнуть. Останавливает руку на бедре, медленно, так медленно, что она звереет, ведет пальцами по внутренней стороне вверх и касается ее там.
Все сон.
Только желание настоящее. Терпкое, горячее, одуряющее «хочу тебя».
…Оливия проснулась, задыхаясь от сладкой истомы, затянувшей все ее тело. Было неимоверно хорошо, как будто она кончила прямо во сне. Она лежала, скинув одеяло, в сбившейся сорочке, раскинув руки и ноги и совершенно ошалело смотрела в светлеющий потолок. Она помнила Майлза в мельчайших подробностях, каждое его прикосновение, где робкое и нежное, где требовательное и даже грубое. И помнила, что в конце сна он подхватил ее под колени и, не сдерживаясь, проник внутрь.
Какое восхитительно бесстыдство, – думала Оливия, расслабленно покачиваясь в воспоминаниях.
Дыхание выравнивалось, сердце успокаивалось, Оливия закрыла глаза, медленно погружаясь в дремоту, разыскивая убежавший сон. Он был где-то здесь. Бриггс. Майлз…
Будильник за шкирку выдрал ее из этого состояния. Она вздрогнула, и тело тут же недовольно напряглось. Она молниеносно выхватила из-под себя подушку и запустила в будильник. Тот опрокинулся, квакнул посреди трели и затих. Свою работу он сделал – Оливия сидела на кровати, совершенно вменяемым взглядом разглядывая дверь в ванную и прикидывая планы на ближайшие пару часов.
Она включила душ, рассчитывая побыстрее убежать из дома в штаб-квартиру Централа, и отказалась от душистой ванны в угоду скорости. Намыленными ладонями она вела по рукам, груди, шее, животу, тщательно выкидывая все мысли о несбыточных снах и желаниях. И только когда рука нырнула между ног, ее прошиб пот от осознания, насколько же она возбудилась. Мокрая, совершенно мокрая. От одного только сна. Руки бессильно повисли вдоль тела, вода равнодушно лилась ей на спину.
Я попалась.
Я влюбилась.
Я начала сходить с ума.
Она шагнула из-под душа к зеркалу – огромному, в полный рост.
Это я.
Мокрые волосы облепили голову, шею, плечи. Она собрала их рукой и закинула за спину. Вода стекала с нее, образуя лужицу под ногами. Она, не шевелясь, пристально разглядывала себя в зеркало, пожалуй, впервые за несколько лет.
Невысокая. Нехрупкая. В меру мускулистая и худощавая. Грудью не похвастаться – поместится в большую ладонь. И воспоминание накрыло ее горячей истомой. Пусть это был сон, но от него никуда не деться, а Майлз держал ее грудь в ладони, и она точно вся там уместилась.
Оливия дрожащими руками прикрыла груди, наблюдая за собой в зеркало.
«Это никуда не годится», – попыталась прикрикнуть на себя она.
Отражение беспомощно смотрело ей прямо в глаза.
Она отлично выглядела для своего возраста. Абсолютно ничего лишнего. Все пропорционально и аккуратно. Подростково узкие бедра, живот, не знавший, что такое беременность. Белая кожа, вот уже несколько лет подряд живущая без солнца. Сильные ноги, упругие ягодицы. И необыкновенно тонкая талия, аристократическое наследие мамы.
Оливия не помнила, чтобы когда-нибудь задавалась вопросом, красива ли она. Она была красива безо всяких вопросов! Всегда была. Ровно до момента, когда Майлз посмел ее отвергнуть.
Она смотрела в зеркало и ясно, четко понимала, что Майлз одной фразой вывернул ее мнение о себе наизнанку, что за один день она растеряла всю свою врожденную уверенность в себе.
Она закрыла глаза, сосредоточилась и хладнокровно добавила в список своих дел еще одно – влюбить в себя некоего Майлза, майора крепости Бриггс, и сделать для этого абсолютно все, что будет в ее силах.
@темы: TV-2 (Brotherhood), Майлз/Оливия Мира Армстронг, Фанфикшен-автор
Принять участие в переписи может любой желающий, относящий себя к ру-фандому фма или интересующийся фма, 
